Илья Новак - Книга дракона (сборник)

– Саба маал аиту: торджалаки инсталла анна гори дилукулум.

– Вот! – воскликнул Хаоким. – Вы слышали, друг мой? Опять то же самое, в четвертый раз! Они все говорят одно и то же! – Он вновь качнул колокольник, теперь резче – дама моргнула и пришла в себя.

– Вы свободны, дорогая. Нет-нет, платы не надо, сейчас я на отдыхе, это просто дружеская помощь. Сеанс прошел успешно, вечерняя мигрень отменяется.

Когда пациентка, с восторгом поблагодарив доктора, ушла, Барнаби задумчиво сказал:

– Да, вроде что-то знакомое, но… Потому вы и позвали меня?

– Конечно, дорогой мой! Каково? Вы знаток, вы лучший из лучших. Кому, как не вам, расшифровать это послание?

– Ну-ну, не преувеличивайте, – Барнаби даже порозовел от смущения. – М-да… Там было слово «приходят», а еще… что-то на датском и, кажется, на готском. Слово «красный» или даже так – «красном»… Но это же глупость! Неужто все ваши пациенты, когда вы подвергаете их гипнотическим манипуляциям и э… вторгаетесь в определенный отдел их мозга, произносят одну и ту же фразу?

– Все… – протянул Хаоким, нависая над Барнаби. Тощий великан и низенький толстячок, стоя рядом, выглядели, как единица и ноль. – Все! Однако же я не решусь утверждать столь категорично, так как, повторяю, обнаружил это недавно, уже когда мы приехали сюда, в коттеджи. То есть я услышал эту фразу пока что от четверых. Но интуиция подсказывает мне: при гипнотической стимуляции определенного рода я и впредь буду слышать все те же слова. Вы гуманитарий, филолог, знаток языков – вы переведете их?

– Пока что я разобрал лишь «красный» или «красном», «приходить» и еще, пожалуй, «семь».

– Но что это за язык?

– Это разные языки… Ну хорошо, попробуем. К счастью, я захватил в отпуск несколько словарей, собираясь готовиться к лекциям. Теперь они пригодятся.

– Так идемте! – обрадовался Хаоким, вешая цепочку с колокольчиком на свою тощую длинную шею.

Спустя всего пару минут пожилой профессор и пожилой доктор скорым шагом шли сквозь ночь от крошечного летнего домика Хаокима к несколько более вместительному жилищу Барнаби. Доктор был холост, а профессор приехал на отдых с женой, пятилетней дочерью и отцом – глубоким стариком. Как выяснилось по дороге, жена Барнаби уехала на длительную, с ночевкой, экскурсию в глубину острова. Дедушка с внучкой, скорее всего, уже спали.

– Нет, это чепуха, – говорил Барнаби, пытаясь угнаться за длинноногим спутником. – Подумайте сами, как такое может быть? Что это за слова, что за мантра такая, зашитая в мозг каждого человека?

– Может быть, пароль, включающий человеческий компьютер на самоуничтожение? – ухмыльнулся Хаоким.

– Нет-нет, решительно чепуха!

– Формально говоря – да, ведь все мои пациенты живы. «Приходят», «красном», «семь»… Непонятно. Но я ведь проверил уже четверых!

– И что же? Все они такие же отдыхающие, как и мы, ведь так? Люди примерно одного возраста, достатка, социального положения…

– К чему вы клоните? Как это связано?

– Не знаю, но тем не менее утверждаю: для полноты эксперимента вам необходимо подвергнуть внушению и дальнейшему исследованию других, отличающихся…

Барнаби не договорил, потому что Хаоким, крякнув, повернулся в сторону проходящего мимо молодого, загоревшего до черноты грека, который днем обычно сидел на складном стуле у берега и сдавал напрокат легкие пробковые лодочки.

– Постойте, молодой человек!

– Нет, зачем же так? – начал было Барнаби, но опоздал: колокольчик, звеня монотонно и завораживающе, уже раскачивался перед глазами грека.

Хаоким действительно был одним из лучших гипнотизеров. Лодочник впал в транс, а вскоре его обветренные губы приоткрылись, и глухой отрешенный голос молвил:

– Саба маал аиту: торджалаки инсталла анна гори дилукулум.

– Ну конечно, еще и голландский, – отметил Барнаби, в то время как Хаоким выводил грека из транса.

– Что вы сказали? – Они уже приблизились к дому профессора.

– Я говорю, что второе слово – «маал» – это, судя по всему… Ага, нет, это баскский! Погодите, я сейчас…

В комнате, в кресле перед телевизором, сидел отец Барнаби, на его коленях примостилась внучка.

– По-моему, это означает «раз», – продолжил профессор.

– Саба маал аиту: торджалаки инсталла анна гори дилукулум, – раздумчиво повторил Хаоким и добавил, обращаясь к отцу профессора: – Добрый вечер! Так-с, значит, у нас есть «семь», потом «раз», потом «приходит» и, наконец, «красный». Что-то я не пойму… Лапочка! – вскричал он, вдруг подскакивая к креслу. Взяв девочку на руки, доктор торжественно поцеловал ее в лоб. Дочка Барнаби нахмурилась. В руках у нее был розовый чупа-чупс, зализанный до состояния тонкой сосульки. – Господи, да мы все липкие! Что это у нас – леденец, да, леденец?

Ребенок хмуро смотрел на гостя, не выпуская конфету изо рта, а Барнаби скептически наблюдал за сюсюкающим доктором. Никогда не имевший собственных детей, Хаоким трепетно относился к чужим…

– Ладно, ладно, – наконец произнес Барнаби и кивнул отцу. – Уже совсем поздно, ей пора спать, папа. Спокойной ночи, красавица!

Когда старик и девочка скрылись в соседней комнатке, профессор достал из стоящего в углу чемодана несколько словарей, лист бумаги и карандаш.

– Ну что же, – сказал он, усаживаясь за стол и включая лампу. – Четыре слова я припомнил своими силами – теперь поищем остальные… Вроде бы здесь нет латыни, хотя как раз ее можно было бы ожидать в такой фразе, но зато есть что-то из тюркского… Но что это за слова, которые будто бы лежат на самом дне сознания от начала времен? Я все равно буду считать это совпадением, пока кто-нибудь не докажет мне обратного!

Профессор сосредоточенно листал словари, когда, уложив внучку, в комнате вновь появился его отец. Он выключил телевизор и направился обратно в спальню.

– Папа, одну секунду! – позвал профессор.

– Что тебе? – спросил старик скрипучим голосом.

– Одну секунду, папа. Вы ведь знакомы с Хаокимом? Это мой друг. Он врач, он хочет кое-что сказать вам. – И Барнаби горячо зашептал на ухо Хоакиму: – Ну, загипнотизируйте его! Он из Восточной Германии, хотя по национальности поляк. Был мастером на прядильной фабрике, пока не эмигрировал. Совсем другой социальный слой. Мне интересно, разве вам – нет? Ну же, давайте!..

Спустя минуту глухой отрешенный голос промолвил:

– Саба маал аиту: торджалаки инсталла анна гори дилукулум.

– Чертовщина! – почти рявкнул Барнаби, когда Хаоким отступил от старика, и тот, устало поднявшись из кресла, с недовольным видом зашаркал в спальню. – Не понимаю! Это же… это крупное открытие, так, что ли?

– Ну да, похоже, – растерянно протянул Хаоким. – Только пока не могу понять, что именно я открыл.