Юлия Латынина - Колдуны и министры

Тут только Сият-Даш посерел, упал инспектору в ноги и завопил:

– Виноват! За свои прегрешения заслуживаю казни!

– Первый министр, – холодно продолжал Шаваш – поощряет земледелие и торговлю, уважает предприимчивость и честность, возвышает добрых и карает злых. Вы же, пользуясь служебным положением, бесстыдно вымогали деньги, издевались над подданными государя, разрушали суть его политики… Я хотел терпеть, – но это переполнило мое терпение!

И, вынув из рукава тяжелый сверток, который Сият-Даш вручил ему при встрече у подножия холма, молодой инспектор швырнул взятку прямо в лицо начальнику Белоснежного округа. Золотые монеты раскатились по лужайке. Сият-Даш наклонился было за золотом, но Шаваш прокричал страшным голосом:

– Наказать негодяя немедленно!

Все произошло настолько быстро, что пьяный Сият-Даш, по правде говоря, не успел даже связать страшных слов столичного чиновника со всем безобразием, что происходило в управе, с яшмовым араваном и прочими вещами, – а если б успел, все равно Шаваш не дал бы ему вымолвить ни слова.

Два стражника бросились из темноты на Сият-Даша, сунули ему в рот деревянную грушу и сорвали ворот кафтана. Миг – и преступника, связанного, бросили на колоду. Миг, – и отрубленная голова покатилась по лужайке, где веселый и довольный Сият-Даш плясал только что…

Чиновники стояли, как громом пораженные.

Шаваш подошел к судье и положил руку ему на плечо.

– Господин Кенеш, – сказал он, – вы в расцвете сил и полны желания служить народу. Властью, данной мне государем, я назначаю вас главой Белоснежного округа.

Через десять минут новый глава округа, смертельно бледный, сидя бок о бок с испектором, прошептал:

– Великий Вей! Я думал, первый министр…

– Я читал вашу записку о деятельности первого министра, – лукаво усмехнувшись, перебил его Шаваш, а потом вдруг замолк. Минуты две он разглядывал праздничный стол, а потом уронил голову на руки, и, вздохнув, промолвил:

– Боги свидетели, – я не хотел самочинно казнить этого человека! Но что было б, если б я его арестовал и повез в столицу? Он дважды попадал в тюрьму за дьявольские преступления, и дважды выходил из нее благодаря взяткам… Нет, голову дракона рубят мечом, а не пилой!

Пробило уже последнюю ночную стражу, когда Шаваш, валившийся с ног от усталости, вошел во флигель к отцу Адушу. Тот, закончив описи, складывал в ящик пронумерованные реторты. Шаваш взял кувшин со щербетом и стал лить его себе в рот.

– Хорошенькая ночь, – наконец сказал Шаваш.

– Надо было, – сказал отец Адуш, – подвесить эту крысу на стенке. Повисела бы – и все рассказала…

Он имел в виду яшмового аравана.

– Это большая ошибка, – возразил Шаваш, – пытать человека, если не знаешь заранее, что он должен тебе рассказать. – И безо всякой связи добавил:

– Этот господин Кенеш – очень достойный человек. Это видно по доносу. У него немножно неудачно сложилась судьба, но покупать стоит лишь того, кто не продается с первого раза.

Некоторое время отец Адуш занимался бумагами. Внезапно он спросил:

– А что это было нужно племяннику аравана Фрасака? Чего он тут выглядывал?

Шаваш опять пил щербет.

– Араван Фрасак не нашел ничего лучше, как найти и арестовать настоящего Арфарру. Представляете – он, оказывается, еще жив. Был, во всяком случае.

Шаваш подумал и прибавил:

– Даже чего-то сочинял в своей избушке, опять, наверное, как исправить государство, – вынул из рукава мятый лист и протянул Адушу.

Адуш просмотрел лист и пожал плечами.

– Это что-то другое, – возразил он, – вряд ли Арфарра станет сочинять такой проект на варварском языке.

Шаваш взял бумагу обратно и стал глядеть на нее поверх кувшина со щербетом. Действительно, лист был исписан по-аломски и заполнен едва ли на треть, свежие чернила так и блестели…

Шаваш чуть не выронил кувшин.

Аломы, как и большинство варваров, пользовалось алфавитом империи, и, хотя молодой чиновник не знал языка горных варваров, он различил – раз, другой, и третий – на едва наполовину исписанном листе сочетание букв – Ванвейлен. Ванвейлен! Четверть века назад! Тогда, когда Арфарра был араваном Варнарайна! «Был такой человек, Клайд Ванвейлен – он разбил свой корабль»! Черт побери, если Арфарра что-то знает о людях со звезд, и если они за это погубили легендарного палача так же, как храм Шакуника…

Через десять минут Шаваш, в сопровождении трех охранников, вылетел из ворот управы и помчался по ночной дороге вниз. Три часа назад он сам, собственным проклятым ртом, велел убить Арфарру. Этот исполнительный племянник! Великий Вей! Успеет или нет!?

Киссур вернулся поздно, через подземный ход.

– Советник!

Никого. Снег во дворе затоптан. В комнатах – книги вверх корешками. Волк страшно завыл. Киссур кинулся за укладкой – нету!

Киссур оглядел себя. На нем были синие штаны и синяя куртка, перевязанная конопляной веревкой. На ногах – чулки и пеньковые башмаки.

Киссур сунул в рукав кинжал с рукоятью в форме трехгранной шишки. Поднял с земляного пола и положил в заплечный мешок затоптанную ячменную лепешку, собрал и положил туда же мясо из опрокинутого котелка. Он слазил в погреб и достал из потайного места некоторое количество денег. Встряхнулся, помолился дверному косяку и побежал по следу вниз, так быстро, что в ушах заложило от перепада высот.

В ближней деревне Киссур украл лошадь и поскакал по следу парчовых курток. Лошадь была скверная, с мокрым хвостом и ослиными ушами. Утром второго дня на нее позарился какой-то разбойник. После этого Киссур пересел на лошадь разбойника и еще взял себе его шапку из красного шелка, сплошь обшитую самшитовыми колечками. Это была красивая и приметная вещь. Кафтана Киссур брать не стал, потому что кафтан стал грязный и с дыркой.

Вскоре Киссур доехал до развилки, где от Государева Тракта отходила Абрикосовая Дорога. У развилки крестьяне рубили деревья. Киссур подъехал к ним и спросил, зачем они это делают. Один из крестьян сказал, что в здешних местах развелось много разбойников, и что наместник Ханалай приказал вырубить деревья на сто шагов от дороги, чтобы разбойникам негде было устраивать засад. Крестьянин сказал это и поглядел на шапку с самшитовыми кольцами.

Киссур спросил, не проезжали ли здесь парчовые куртки и в какую сторону они проехали. Крестьяне долго спорили между собой и наконец сказали, что парчовые куртки, точно, проезжали, и часть поехала по тракту, а часть по Абрикосовой. Киссур спросил, куда ведет Абрикосовая дорога. Крестьянин сказал, что она ведет к Белоснежной управе, и что он не советует ему туда ехать, потому что в Белоснежную управу проследовал столичный инспектор. И вообще про это место пошли нехорошие толки. Тогда Киссур плюнул на ладонь левой руки и ударил по плевку ребром правой. Плевок отскочил в сторону Абрикосовой дороги.