Дин Кунц - Мистер убийца

В его подавленном состоянии эта картина как безжалостный удар молота, и из уст его вырывается высокий нечленораздельный и тоскливый звук.

Он съезжает с улицы на автостоянку перед итальянским рестораном. Тяжело обмякает на сиденье. Часто вдыхает воздух мелкими глотками. Дышит судорожно и с трудом.

Опустошенность. Он боится ее.

Вот она, пришла и вселилась в него.

И он чувствует себя так, будто внутри него пусто, он полый. Будто его выдули из тончайшего хрупкого стекла, и он немногим более материален, чем призрак.

В такие моменты ему просто необходимо зеркало, ибо это то немногое, что может подтвердить факт его существования.

Зеленые и красные огни неоновой рекламы ресторана освещают салон "форда". Он наклоняется и смотрит на себя в зеркало заднего обзора. На мертвенно-бледном лице двумя темно-красными огнями горят глаза, и кажется, что огонь этот исходит изнутри.

Сегодня его отражение в зеркале не умеряет тревоги. Он чувствует себя менее реальным, чем когда-либо. И кажется ему, что сделай он выдох в последний раз – и жалкие остатки его субстанции навсегда покинут его.

Слезы застилают глаза. Он подавлен и раздавлен одиночеством и бессмысленностью своей жизни.

Он наклоняется вперед, кладет голову на грудь и начинает рыдать как ребенок.

Он не знает своего имени, знает только, какими именами он будет пользоваться в Канзас-Сити. Он так хочет иметь свое, настоящее, а не фальшивое имя. У него нет семьи, нет друзей, нет дома. Он не может вспомнить, кто дал ему это задание, а также все те задания, которые он выполнял раньше. Он также не знает, зачем его жертвы должны умереть. Невероятно, но у него нет ни малейшего представления о том, кто ему платит. Он не помнит, откуда в его кошельке деньги и где он приобрел свою одежду.

Если брать глубже, то он вообще не знает, кто он. Он не помнит себя никем другим, кроме убийцы. У него нет никаких политических и религиозных убеждений, никаких убеждений вообще. Иногда он старается разобраться в том, что происходит в мире, но выясняется, что он не в состоянии удержать в памяти то, что он читает в газетах; он не может сосредоточить внимание на телевизионных новостях. Он интеллигентен и тем не менее позволяет себе – или это ему позволяют другие – удовлетворять только свои физические потребности: есть, заниматься любовью, испытывать необыкновенное оживление и радость от человекоубийства. Большая область его сознания остается нетронутой.

Он сидит так какое-то время в свете зеленого и красного неона.

Слезы высохли. Постепенно унимается дрожь.

Скоро он будет в полном порядке. Жизнь вернется в обычную колею. Вернется его целенаправленность и самообладание.

С поразительной скоростью он поднимается из глубин отчаяния. Удивительно, с какой готовностью он рад продолжить свое задание. Иногда ему кажется, что его действия запрограммированы, что им управляют, как каким-то дебилом или роботом.

С другой стороны, что ему еще остается делать, как не продолжать то, что он делал всегда? Ведь то существование, которое он влачит, является только тенью жизни, а не самой жизнью. Но эта тень жизни и есть его единственная жизнь.

Пока девочки наверху чистят зубы и готовятся ко сну, Марти методично обходит весь первый этаж, одну комнату за другой, чтобы убедиться, что все двери и окна закрыты на замок.

Пройдя таким образом половину первого этажа, он останавливается, чтобы проверить задвижку на окне над кухонной мойкой, и только тогда до него доходит, какую странную он поставил перед собой задачу. Обычно каждую ночь, перед тем как идти спать, он проверял парадную и заднюю двери и, конечно, раздвижные двери между гостиной и летним садом. Обычно он проверял и какое-нибудь отдельное окно, если знал, что его открывали в течение дня для того, чтобы проветрить помещение, но не все окна подряд. Теперь же он проверял нерушимость своих владений так тщательно, как часовой проверяет готовность оборонительных сооружений в крепости, осажденной врагом.

Заканчивая обход кухни, он услышал, что вошла Пейдж. Через секунду она уже стояла позади него, обхватив руками его талию.

– У тебя все в порядке? – спросила она.

– Да так себе…

– Что, неудачный день?

– В целом ничего. Был один неприятный момент.

Марти высвободился из ее объятий, чтобы обнять ее. Чувствовать ее близость для него непередаваемое наслаждение. Она такая теплая и крепкая, такая живая.

Неудивительно, что он любит ее еще сильнее, чем тогда, когда они познакомились в колледже. Совместные победы и поражения, годы ежедневной борьбы за место под солнцем были той благодатной почвой, на которой произрастала их любовь.

Однако в это время, когда эталоном красоты является молодость, Марти знает немало парней, которые бы удивились, услышав, что он находит свою жену еще более привлекательной, чем в девятнадцать лет, хотя ей уже тридцать три. Голубизна ее глаз такая же, как тогда, когда он ее встретил впервые; и волосы не стали золотистее, а кожа – более гладкой и упругой. Жизненный опыт, однако, придал глубину ее характеру. Сентиментальная по нынешним меркам, она иногда вся светилась каким-то внутренним светом, как Мадонна на полотнах Рафаэля.

Может быть, он слишком старомоден и романтичен, но он находит ее улыбку и огонек в глазах привлекательней наготы целого взвода девятнадцатилетних девиц.

Он поцеловал ее в лоб. Она спросила:

– Один неприятный момент? Что случилось? Марти еще не решил, должен ли он озадачить ее этими семью потерянными минутами. И вообще, лучше не драматизировать события, забыть этот странный эпизод, повидаться в понедельник с врачом и, может быть, даже пройти небольшое обследование. Если выяснится, что он здоров, то тогда то, что произошло с ним днем в его кабинете, может быть объяснено как некое досадное недоразумение. Ему не хотелось без нужды тревожить Пейдж.

– Ну же? – настаивала она.

Интонация, с которой она произнесла эти два коротеньких слова, не оставляла сомнений в том, что двенадцать лет семейной жизни исключали серьезные секреты, и не важно, какая у всего этого мотивировка.

Марти спросил:

– Ты помнишь Одри Эймс?

– Кого? А, ты имеешь в виду "Одного мертвого священника"?

"Один мертвый священник" – роман Марти, в котором Одри Эймс главная героиня.

– Ты помнишь, какая у нее была проблема? – спросил он.

– Она нашла в стенном шкафу своей прихожей повешенного священника.

– А что еще?

– Что, у нее была еще проблема? По-моему, мертвого священника вполне достаточно. Ты уверен, что не усложняешь сюжеты своих романов?

– Я серьезно, – ответил он, в душе удивляясь тому, что вынужден объяснять жене свои личные проблемы через призму переживаний героини детективного романа, которую он сам и создал.