Дэвид Геммел - Троя. Грозовой щит

Пенелопа вздохнула.

— И вот мы снова здесь, любимый, как всегда, — сказала она, — прощаемся.

— Мы словно времена года, — ответил он. — Постоянны в своих действиях.

Потянувшись, она взяла его за руку.

— Но в этот раз все по-другому, мой царь. Ты это тоже знаешь. Я боюсь, что тебе предстоит сделать нелегкий выбор. Не принимай необдуманных решений, о которых ты будешь потом сожалеть. Не веди этих людей на войну, Одиссей.

— Я не хочу войны, любимая, — улыбнулся царь Итаки, и она поняла, что он имел в виду, но ее сердце терзали тяжелые предчувствия. При всей его силе, смелости и мудрости у человека, которого она любила, была одна слабость. Он был похож на старого боевого коня, хитрого и осторожного, но от прикосновения хлыста он приходил в ярость. Для Одиссея хлыстом была гордость.

Он поцеловал ее руки, затем повернулся и зашагал вниз по берегу и дальше в море. Вода доходила ему до груди, когда он схватился за канат, подтянулся и оказался на борту. Тотчас гребцы ударили веслами, и старый корабль заскользил по волнам.

Она увидела, как муж машет ей рукой — его фигура вырисовывалась на фоне восходящего солнца. Пенелопа не рассказала ему о чайках, он бы только посмеялся. «Чайки — глупые птицы, — сказал бы Одиссей, — им нет места в предсказаниях».

Но ей приснилась огромная стая чаек, которая закрыла все небо, как будто поднялся черный ветер и полуденное солнце померкло.

И этот ветер принес гибель миров.

Молодой воин Каллиадес сидел у входа в пещеру, его худая фигура была закутана в темный плащ, а в руках покоился тяжелый меч. Он внимательно изучал сухие склоны холмов и поля, лежащие за ними. Не было видно ни одного человека. Посмотрев назад, в сумрак пещеры, он увидел раненую женщину, которая лежала на боку, прижав колени к животу и укрывшись красным плащом Банокла. Казалось, что она спит.

Яркий лунный свет проник сквозь образовавшуюся в облаках щель. Теперь Каллиадес мог рассмотреть ее более отчетливо: светлые длинные волосы, бледное распухшее лицо, покрытое синяками и испачканное запекшейся кровью.

Подул холодный ночной ветер, и молодой воин вздрогнул. Из пещеры он мог видеть в отдалении море и отражающиеся в нем звезды.

«Мы так далеко от дома», — подумал он.

Свежий красный шрам на правой щеке зудел, и Каллиадес лениво почесал его. Это последняя из его многочисленных ран. В ночной тишине молодой воин вспомнил сражения и стычки, в которых меч и кинжал пронзали его плоть. В него попадали копья и стрелы. Камни от рогаток заставали его врасплох. Удар дубинкой в левое плечо оставил трещину, и оно болело во время зимних дождей. Из своих двадцати пяти лет он десять провел на военной службе, и эти шрамы служили тому доказательством.

— Я собираюсь разжечь костер, — сказал его товарищ-великан Банокл, выйдя из тени. В лунном свете его светлые волосы и длинная борода сверкали, словно серебро. Его доспехи были забрызганы кровью, темные пятна покрывали блестящие бронзовые диски вплоть до тяжелой кожаной рубахи.

Каллиадес повернулся к могучему воину.

— Огонь могут увидеть, — тихо заметил он. — Они придут за нами.

— Они придут за нами в любом случае. Пусть это лучше произойдет сейчас, пока я все еще зол.

— У тебя нет причин злиться на них, — устало возразил молодой воин.

— На них я не злюсь. Я злюсь на тебя. Женщина ничего для нас не значила.

— Я знаю.

— И не похоже, что мы спасли ее. С этого острова невозможно выбраться. Мы, наверное, погибнем к полудню следующего дня.

— Это тоже мне известно.

Банокл замолчал. Он встал рядом с Каллиадесом и посмотрел вдаль.

— Я думал, ты собирался разжечь костер, — сказал тот.

— Не хватает терпения, — проворчал Банокл, потирая свою густую бороду. — Всегда раню пальцы о кремень, — и добавил, вздрагивая: — Прохладно для этого времени года.

— Тебе не было бы так холодно, если бы ты не укрыл женщину, которая для нас ничего не значит, своим плащом. Иди и собери немного сухих веток. Я начну разжигать огонь.

Каллиадес отошел от входа в пещеру и взял немного сухой коры из сумки, висящей у него на поясе. Затем он уверенно начал бить кремнем, и ливень искр посыпался на кору. Не сразу, но все-таки показалась маленькая струйка дыма. Наклонившись к самому ее центру, Каллиадес осторожно подул на сухое дерево. Разгорелось пламя. Вернулся Банокл и бросил кучу палок и веток на землю.

— Видел что-нибудь? — спросил Каллиадес.

— Нет. Думаю, они придут после рассвета.

Два воина сидели какое-то время молча, наслаждаясь теплом от маленького костра.

— Так, — сказал наконец Банокл, — ты собираешься объяснить мне, почему мы убили четверых из наших товарищей?

— Они не были нашими товарищами. Мы просто плыли вместе с ними.

— Ты понял, что я имею в виду.

— Они собирались убить ее, Банокл.

— Это я тоже знаю. Я был там. Какое отношение это имело к нам?

Каллиадес не ответил, но еще раз посмотрел на спящую женщину.

Он впервые увидел ее только вчера, когда она управляла маленькой лодкой, ее светлые волосы, убранные с лица и завязанные сзади, сияли в солнечном свете. Женщина была одета в белую тунику до колена с поясом, расшитым золотой ниткой. Солнце низко стояло в небе, легкий ветер нес ее судно к островам. Казалось, что она не заметила опасности, когда к ней приблизились два пиратских корабля. Первый из кораблей пошел ей наперерез. Женщина слишком поздно попыталась избежать плена, потянув за канат, чтобы изменить курс своего судна и спастись на берегу. Каллиадес наблюдал за ней с палубы второго корабля. Она совершенно не испугалась. Но маленькая лодка не могла обогнать галеры, управляемые опытными гребцами. К ней приблизился первый корабль, моряки кинули канаты, и бронзовые крюки вонзились в обшивку ее лодки. Несколько пиратов перебрались через борт галеры, спрыгнув в ее судно. Женщина попыталась бороться с ними, но они были сильнее — удары градом обрушились на ее тело.

— Возможно, это беглянка, — заметил Банокл, когда они увидели, как женщину, наполовину потерявшую сознание, затащили на палубу первого корабля. С того места, где они стояли, — с палубы второй галеры — они могли наблюдать за происходящим. Вокруг нее собралась команда, моряки разорвали ее тунику и срезали дорогой пояс. Каллиадес с отвращением отвернулся.

По дороге в Киос корабли причалили к острову Львиная голова — на ночлег. Женщину протащили по берегу к небольшим зарослям деревьев, к капитану второго корабля, плотному бритоголовому уроженцу острова Крит. Она выглядела покорной, ее дух, казалось, был сломлен. Это была уловка. Пока капитан насиловал ее, ей каким-то образом удалось вытащить его кинжал из ножен и перерезать ему горло. Никто не видел этого, и его тело нашли только какое-то время спустя.