Евгений Малинин - Драконье горе, или Дело о пропавшем менте

Я уселся на свое место, с некоторой оторопью рассматривая свой завтрак, и мне под нос немедленно подсунули здоровенную тарелку с дымящейся разварной рыбой, присыпанной какими-то специями.

– Это именно то, что тебе сейчас необходимо, сэр Владимир, – раздался у меня над ухом мелодичный голосок Крохи, – Тебя и впереди ожидают значительные умственные напряжения…

И тут меня словно мягко стукнули по затылку! Я мгновенно вспомнил, что произошло ночью в моей спальне и удивленно оглянулся. Кроха смотрела мне прямо в глаза, на ее губах играла довольная улыбка, и по ее виду я понял, что она все прекрасно знает. Правда говорить о своей осведомленности она не стала, а вместо этого обернулась и громко произнесла:

– Гротта, соус к рыбе не слишком остыл?! Уже три минуты прошло, как мы сняли его с огня!..

– Нет, нет… – послышался из-за двери голос нашей служанки-хозяйки, – Этот соус вполне выдерживает до десяти минут, прежде чем начинает терять свой вкус…

– Ты слышал?.. – обернулась ко мне Кроха, – Ешь быстрее, а то не почувствуешь настоящего вкуса!..

И она снова улыбнулась.

Я посмотрел на подсунутое мне блюдо и вдруг понял насколько я голоден! Схватив длиннозубую вилку и взяв из корзинки кусок ноздреватой лепешки, я принялся за рыбу.

Могу твердо сказать, что ни до этого, ни после я не ел ничего вкуснее. Горячая, пряная рыба и холодное белое, чуть кисловатое вино создавали такой неповторимый вкусовой контраст, что я даже… растерялся, когда рыба вдруг закончилась! Впрочем, долго горевать мне не дали, Кроха немедленно поставила передо мной новую тарелку с незнакомым мне салатом. С первой ложки я понял, что вкушаю крабы с какими-то незнакомыми мне добавками под совершенно восхитительным соусом. А крабы я всегда обожал!

Этот лукуллов пир продолжался довольно долго, но все прекрасное рано или поздно заканчивается, так и теперь, когда пиршество, казалось, было в самом разгаре, я вдруг почувствовал, что больше не смогу съесть ни ложки, ни крошки.

Я положил вилку и нож на скатерть, отвалился от стола и на вопросительный взгляд моей очаровательной официантки провел по горлу ребром ладони:

– Все, я больше не могу… К тому же мне необходимо подумать о вечере, иначе на императорском балу мне придется тяжело!..

– Ну, бал!.. Подумаешь!.. – тут же запищал Фока, – До бала мы еще пообедаем!..

Я с улыбкой покачал головой и встал из-за стола, и в этот момент в столовую заглянула испуганная Гротта. Быстро взглянув на Кроху, он перевела взгляд на меня и прошептала:

– Сэр Владимир, к тебе пришел отец Симот… Он говорит, что ты сам приглашал его для разговора…

«Вот как раз монаха мне после такого завтрака и не хватало!» – горько подумал я, – «Но не отсылать же его назад, тем более, что я действительно сам просил его о встрече…»

Посему, я вздохнул и попросил:

– Проведи его, пожалуйста, в кабинет… Я думаю, там нам будет удобно…

Гротта быстро скрылась за дверью, а я повернулся к Крохе:

– Чуть не забыл тебя поблагодарить за твой подарок… Если бы не он, я мог бы… проспать самое интересное.

Ее глаза вспыхнули удовольствием, но ответила она скромно: – Рада быть полезной…

– Не надо так… – очень серьезно произнес я, – Не надо… так… официально… Я… ты… мне… понимаешь, очень дорога… Очень. Я… я потом тебе все… объясню…

Быстро развернувшись я чуть ли не бегом бросился в свой кабинет.

Когда я вошел, отец Симот медленно прохаживался по ковру, имея при этом весьма задумчивый, я бы даже сказал, углубленный вид. Повернувшись на звук закрывающейся двери, он по-отечески мне улыбнулся и произнес своим мягким басом:

– Ты хотел поговорить, сэр Рыцарь, чем же может тебе помочь смиренный служитель Демиурга?..

Я посмотрел в его прищуренные глаза и молча предложил ему одно из кресел, стоящих у небольшого столика.

Молельник принца уселся, я присел напротив и после секундной паузы проговорил:

– Мне нужна помощь… в одном не совсем обычном деле… Принц, правда, обещал мне помочь, но я несколько сомневаюсь в том, что ему это удастся… А дело вот в чем…

И я рассказал отцу Симоту ту же самую историю, которую накануне поведал принцу. Введя молельника в курс дела, я проникновенно добавил:

– Теперь ты понимаешь, как важно для меня возможно скорее отыскать Демиурга?..

Отец Симот молча покивал, не сводя с меня глаз, а потом поинтересовался:

– А ты, сэр Рыцарь, действительно обладаешь какими-то необычными магическими способностями?..

– Разве я посмел бы, отец Симот, обманывать служителя Демиурга?.. – укоризненно произнес я, – Вчера я продемонстрировал принцу свои… способности, и он был полностью удовлетворен!..

– Угу… угу… – задумчиво буркнул молельник, и по его виду я понял, что у него есть еще вопросы ко мне, но он то ли не решается их задать, то ли не может их сформулировать. В кабинете на несколько минут повисло молчание, потом отец Симот встал и прошелся по ковру, задумчиво глядя себе под ноги. Его раздумья, на мой взгляд, затягивались чересчур долго, и я уже собирался… кашлянуть, но тут он остановился прямо передо мной и негромко спросил:

– А кто из фейри учил тебя магии?..

– Да… никто…

– Угу… угу… – повторил он свое бурчание и снова заходил взд-вперед.

Остановившись через минуту, он задал следующий вопрос:

– Скажи мне, рыцарь, как своему молельнику, ты веришь, что этот Мир создан Демиургом?..

– Конечно!.. – удивленно воскликнул я.

– Ты веришь в то, что Демиург, совершив акт творения, больше не вмешивается в жизнь созданного им Мира, дает своим созданиям самими развиваться, совершенствоваться или… угасать?..

– Ну… – я был в некоторой растерянности, недостаточно хорошо разбираясь в здешней теологии, – Мне кажется, что Демиург все-таки принимает определенное участие в наших делах… Ведь, согласись, что даже самим своим существованием он влияет на наше поведение…

– Вот! – воскликнул вдруг отец Симот с непонятной страстью, – Вот именно – тем, что мы знаем о Демиурге, о его существовании, зачастую определяется наше поведение! А у тебя не бывает ощущения, что Демиург… или некто другой, постоянно наблюдает за твоим поведением, оценивает его и решает, что дальше с тобой делать?! Ты не задумывался о том, что с тобой будет после смерти?!

Теперь уже пришла пора мне изобразить задумчивость. В принципе я сразу понял, что молельник интересуется моим ощущением… божественности, хочет понять, не появляется ли у меня мыслей о… Боге?! Только не хочет напрямую произносить это слово. Но ведь и мне, вроде бы, не полагалось… ощущать Бога?! Потому я с достаточной долей задумчивости проговорил:

– Нет… у меня нет ощущения, что я интересен кому-то… высшему… А после смерти?.. Я был бы счастлив стать Тенью…