Дэвид Геммел - Легенда

На полутора милях он отстал на пятьдесят ярдов.

Джилад, бегущий в числе первых, оглянулся и повернул обратно к еле дышащему гану. Он поравнялся с Оррином и побежал с ним рядом.

– Слушай меня, – сказал он без одышки. – Разожми кулаки – так тебе легче будет дышать. Не отставай от меня и ни о чем другом не думай. Нет, не отвечай мне. Дыши на счет. Сделай глубокий вдох и сразу выдохни. Вот так. Делай такой вдох через каждые два шага. Ни о чем не думай – только считай. И держись за мной.

Джилад занял место впереди Оррина и слегка ускорил бег.

Друсс сидел на стене, наблюдая за концом состязания. Оррин бежал вместе со стройным командиром десятка. Почти все уже закончили бег и отдыхали, наблюдая за отстающими. Оррин все еще шел последним, но только десять ярдов отделяло его от усталого солдата из полусотни «Огонь». Солдата подбадривали криками – все, кроме «Карнака», хотели, чтобы победил он.

Тридцать ярдов до конца. Джилад опять поравнялся с Оррином.

– Выложись весь. Беги, жирная скотина!

Джилад прибавил ходу и устремился вперед. Оррин прилип к нему, скрипя зубами, – гнев придал гану сил, и усталые мускулы словно ожили.

Десять ярдов до конца. Оррин поравнялся с солдатом. Он уже слышал несущиеся из толпы крики. Солдат поднажал, скривив лицо в мучительной гримасе.

Тень ворот упала на Оррина, и он рванулся вперед. Он влетел в толпу и покатился по земле. Он ни за что не поднялся бы сам – но другие руки поднимали его, и ставили на ноги, и хлопали по спине.

– Ты походи, – сказал кто-то. – Это помогает. Давай-ка, двигай ногами. – И Оррин пошел, поддерживаемый с обеих сторон. Со стены раздался голос Друсса:

– Полусотня последнего – еще круг.

«Огонь» побежал снова, на сей раз трусцой.

Джилад и Бреган усадили Оррина на выступ стены. Ноги у него тряслись, но дышать он стал чуть ровнее.

– Прошу прощения за то, что оскорбил вас, – сказал Джилад. – Я хотел, чтобы вы разозлились. Мой отец всегда говорил, что злость придает сил.

– Ты напрасно оправдываешься. Я все равно не стал бы взыскивать с тебя.

– Я не оправдываюсь. Я мог бы пробежать это расстояние еще хоть десять раз – как и большинство наших. Просто подумал – вдруг поможет.

– И помогло. Спасибо, что бежал со мной.

– По-моему, вы бежали просто здорово, – сказал Бреган. – Я-то знаю, каково вам. Мы ведь почти уже две недели бегаем, а вы всего-то второй день.

– Завтра опять придете? – спросил Джилад.

– Нет. Я бы рад, но дел много. – Оррин внезапно улыбнулся. – С другой стороны, Пинар прекрасно управляется с бумажными делами, а мне чертовски надоело целый день принимать депутации жалобщиков. Приду, пожалуй.

– Можно дать вам один совет?

– Конечно.

– Наденьте доспехи попроще. Меньше будете выделяться.

– Мне полагается выделяться, – улыбнулся Оррин. – Я ведь ган.

Высоко над ними Друсс и Хогун распили бутылку лентрийского красного.

– Нужно немало мужества, чтобы сегодня вернуться к ним после вчерашних насмешек, – сказал Друсс.

– Пожалуй. Нет, черт возьми, я полностью с тобой согласен и хвалю его. Просто непривычно как-то. Это благодаря тебе он обрел хребет.

– Он не мог бы обрести его, если бы не имел – просто раньше он его не искал. – Друсс ухмыльнулся и потянул из бутылки, передав наполовину пустую Хогуну. – Мне нравится этот толстячок. Он из настоящих!

Оррин лежал на своей узкой койке, подперев спину подушками, с глиняной чашкой в руке. Он твердил себе, что нет никакой доблести в том, чтобы прийти предпоследним, но чувствовал совсем другое. Он никогда не был хорошим бегуном – даже в детстве, но он происходил из семьи воинов и вождей и по воле отца прошел всю солдатскую науку. Он всегда хорошо управлялся с мечом – в глазах отца это искупало другие, более крупные недостатки. Например, неспособность переносить боль или понять после самых терпеливых объяснений суть ошибки, допущенной назредами в битве при Плеттии. Хотел бы Оррин знать, понравилось бы отцу, как сын его покатился по земле, стремясь обогнать простого кула. Он улыбнулся: отец, конечно, счел бы его сумасшедшим.

Стук в дверь вернул Оррина к реальности.

– Войдите!

Это был Друсс – но без своего черного с серебром колета. «Удивительно, – подумал Оррин, – каким старым он сразу становится без своих легендарных одежд». Старик расчесал бороду и надел простую белую рубашку с пышными рукавами, собранными у запястий. Талию охватывал широкий черный пояс с серебряной пряжкой. Он принес с собой бутыль лентрийского красного.

– Вот решил выпить с вами, если вы не спите. – Друсс придвинул стул, перевернул его и сел верхом – совсем как Хогун.

– Зачем вы это делаете? – спросил Оррин.

– Что?

– Переворачиваете стул.

– От старой привычки трудно избавиться – даже среди друзей. Это воинский обычай. Когда так сидишь, легче встать. Притом между твоим брюхом и человеком, с которым ты говоришь, оказывается солидная деревяшка.

– Понятно. Я все хотел спросить об этом Хогуна, да так и не собрался. И как же приобретаются подобные привычки?

– Их приобретаешь, поглядев на своего друга с ножом в животе.

– Опять-таки ясно. Вы обучите меня этим штукам, Друсс, до прихода надиров?

– Нет. Вам придется постигать их самому. Разве что мелочь какую-нибудь подскажу – авось и поможет.

– Мелочь? Вы интригуете меня, Друсс. Назовите хоть одну. – Друсс подал Оррину чашу вина – сам он пил прямо из бутылки. Он отпил половину и сказал:

– Ладно. Вот скажите-ка мне – почему наши люди каждое утро получают померанцы?

– Это подкрепляет их и предотвращает кишечное расстройство. Освежает и притом дешево обходится. Так?

– Не совсем. Это Бронзовый Князь завел в армии померанцы – отчасти по названным вами причинам, но в основном потому, что, если втереть померанцевый сок в ладонь, меч не будет липнуть к потной руке. А если натереть соком лоб, пот в глаза не попадает.

– Я этого не знал. Хотя, наверное, должен был. И до чего просто! Расскажите еще что-нибудь.

– Нет уж, в другой раз. Скажите лучше, зачем вы вышли на учение вместе с кулами?

Оррин сел и вперил темные глаза в лицо Друсса.

– Вы находите это неудачной затеей?

– Смотря чего вы хотите этим достичь. Хотите завоевать уважение?

– О боги, нет. Я давно оставил мысль об этом. Нет – но в ту ночь, когда солдат подняли и заставили бежать, я спросил вас, разумно ли это, а вы ответили: «Они должны знать свой предел». Вот и мне захотелось узнать свой. Я ни разу не бывал в бою и хочу знать, как себя чувствуешь, когда тебя поднимают после целого дня битвы и снова зовут в бой. Я и так уже много навредил здесь – и боюсь навредить еще, когда надиры полезут на стену, хоть и надеюсь, что этого не случится. Мне нужно стать крепче и проворнее – и я стану. Разве я плохо придумал?