Евгений Стерх - Бард

– Удачи вам, Жюльен, – с чувством сказал магистр, пожал мне ладонь, кивнул Бобу и вскочил на свою лошадь. Бросив на нас прощальный взгляд, Тибо приветственно поднял руку, как-то вымученно улыбнулся, развернул коня и ускакал.

– Какой-то он невеселый, – заметил Боб.

– Это уж точно, – согласился я. – Ну что, пошли?

И мы начали свой поход, нагруженные сверх всякой меры, с трудом переставляя ноги. В общем-то Боб держался неплохо. Навьючен он был не хуже любого ящера – большую часть снаряжения он взвалил на свои плечи, – но двигался хоть и не быстро, зато размеренно. Мне же было тяжеловато тащить даже свое личное оружие и снаряжение. Когда я надел на себя кольчугу, шлем, плащ, меч на один бок, на другой – нож, затем еще и обвешался метательными ножами, мне уже стало жарко и тяжеловато. Когда я еще взвалил на плечи сумку с инструментами, свой походный кабинет, сумку со съестными припасами и лечебными зельями, то понял, что далеко я не уйду. То есть даже совсем недалеко. А еще я трепетно прижимал к сердцу свою мандолину.

Мы прошли всего полторы-две лиги, я за это время выпил половину фляги воды и потребовал устроить привал. Едва Боб остановился, я свалился на землю как подкошенный.

Мы попили воды, пожевали лепешек, посидели еще какое-то время. Светило уже окончательно спустилось за горизонт, начали сгущаться сумерки. Тропа, по которой мы шли, петляла где-то в густом лиственном лесу и становилась все менее различимой с каждой секундой. «Что ж, веселая предстоит ночка!» – подумал я, после чего с усилием встал, и мы снова двинулись в путь.

Я не буду пересказывать всех подробностей того перехода – мы шли всю ночь, через одну-две лиги делая привал, с каждой новой остановкой все более долгий. Когда стало уже совсем темно, по кустам начали раздаваться шорохи и волчьи завывания, мы остановились и разожгли костер. На нем мы зажарили два куска солонины, я поел, начал дремать, и в полудреме мне почудились в темноте у тропы две пары горящих зеленых глаз. «Волки», – как-то отрешенно подумал я. Но в следующую секунду в эти глаза полетела горящая ветка, брошенная гигантом Бобом, а затем он сам, вскочив, с молотом в руках бросился в кусты, громко вопя:

– Зашибу, твари!

Из кустов послышались хрусткие удары и отчаянный визг, словно бы молодых щенят. А затем – стремительный шелест удирающей среди растительности стаи. Боб появился из кустов, держа в одной руке кувалду, а другой отирая забрызганное кровью лицо.

– Ты смотри, подлюки! – бормотал он. – К костру они подобрались! Совсем обнаглели!

Умиротворенный этим бормотанием, я забылся сном, но, как мне показалось, уже через секунду ощутил себя внутри какого-то страшного урагана – голова моя болталась из стороны в сторону так, словно должна была вот-вот оторваться. Весь сжавшись от ужаса, я открыл глаза и обнаружил, что это Боб всего-навсего пытается меня разбудить, встряхивая за плечи:

– Эй, Жюльен! Просыпайся, светает уже!

– Проснулся, проснулся я! – поспешил я заверить молотобойца и, выскользнув из его железных объятий, огляделся. Действительно, небо на востоке уже посерело, от нашего костра остались одни угли, и в предутренних сумерках наша тропа уже стала более или менее различимой. Хлебнув воды из фляг, мы двинулись дальше.

Продвигались мы так же – короткими переходами, подолгу отдыхая. Странно, но после ночного происшествия с волками я как-то успокоился и уже не торопился на встречу с темным эльфом, не думал о том, сколь долгий путь нам еще предстоит пройти. Мы сделали еще один большой привал, снова поели, а затем Боб заявил, что чувствует где-то поблизости воду. Забрав обе, почти пустые фляги, он отправился на поиски ключа или речушки, небольшого озерка; в предгорьях всегда мало было собственно родников, зато случалось довольно много ручьев, бежавших с гор. Ручьи образовывали небольшие озерца, вода в которых, отстоявшись, была даже чище, чем в лесном источнике. Это была талая вода горных ледников, которую маги считали самой чистой на Файеране и в своих магических операциях использовали только ее. Вернулся Боб где-то через час весь в грязи, но с десятком грибов в шлеме, который он держал перевернутым в руках, словно небольшое ведерко. Как бы отвечая на мой недоуменный взгляд, Боб пояснил:

– Поскользнулся и в овраг упал, – и добавил, протягивая мне шлем с грибами: – Прямо в грибницу.

Я бегло осмотрел грибы – все крепкие, белые, ядовитых среди них не было, и спросил:

– А что вода?

Боб молча снял с плеча и протянул мне две полные фляги.

Грибы мы нанизали на прутик, который Боб пристроил себе на спину словно торчащую из спины вверх стрелу. В таком виде он и двинулся дальше, обвешанный оружием и мешками со снаряжением и провизией.

К отрогам Северных гор мы вышли только к полудню. Солнце стояло в зените и пекло немилосердно, совсем не по-весеннему. Мы сбросили свою поклажу прямо на опушке леса, за которой начиналась каменистая открытая местность, решили немного передохнуть и лишь затем идти искать камень, похожий на голову лошади. Глотнув воды и с наслаждением расправив затекшие плечи, я уже было собрался достать из мешков провиант, когда услышал голос Боба:

– Да вот же он, этот камень!

И, взвалив на плечо свое боевое орудие, молотобоец направился вперед. Поднявшись и оглядевшись, я тоже увидел огромный валун размером с небольшую скалу, который и в самом деле немного напоминал по форме голову лошади. Отбросив мешок с провизией, я двинулся следом за Бобом, внимательно оглядываясь по сторонам. Нигде вокруг я не видел ни эльфов, ни ящеров, ни даже следов пребывания кого бы то ни было. Только однообразная каменистая почва, постепенно повышающаяся в направлении сверкающего снежной шапкой пика остроконечной вершины, да огромные валуны тут и там.

Казавшееся совсем небольшим расстояние до камня мы преодолели минут за двадцать. Оглянувшись назад, я прекрасно видел сброшенное в беспорядке наше снаряжение и ничего подозрительного вокруг – стройный ряд высоких деревьев, кустарник на опушке. Никого. Обернувшись к камню, я осмотрел каменное крошево под ногами – никаких следов, оглянулся вокруг – никого.

Где-то позади слева послышался шорох, и, стремительно обернувшись, я увидел шагах в двадцати от себя крупного, серого, в пятнах ящера в боевых доспехах. Оскалив зубы, ящер несся ко мне, не издавая никаких звуков, кроме шороха камней под лапами.

– Боб! – заорал я, выхватывая одновременно меч и кинжал и принимая боевую стойку. Бросив быстрый взгляд в сторону своего товарища, я увидел, что у него дела обстоят еще хуже – из-за «лошадиной головы» выскочил еще один ящер, совсем немногим мельче первого, темно-зеленого окраса и тоже в доспехах. Оскаленная его морда была уже в двух-трех шагах от Боба.