Тимур Рымжанов - Пророчество льда

Описание храма никак не хотело покидать мою голову. Ведь место, которое там упоминалось, находится так близко, и добраться туда мне бы было совсем просто. Я могу взять с собой небольшой отряд, снарядить целый караван, если понадобится. Но что-то не давало покоя. Что-то тревожило. Страх перед запретом? Нет. Мне неведом подобный страх. Это моя земля, и я сам вправе накладывать подобные запреты. Никто из живущих на этой земле не посмеет встать на моем пути. Будет множество недоброжелателей, но до прямой угрозы для моей жизни дело не дойдет. Их остановит страх перед появлением нового наместника. Хотя, отпуская меня, они могут опасаться того же самого. Просто не следует говорить об этом никому из тех, кто сможет хоть как-то повлиять на исход путешествия. Предупреждение о том, что без приглашения дорога туда заказана, не смущало. Сам автор, назвавший себя Синасир-Дидаром, утверждал, что был приглашен, но кем и когда, нигде в книге не описывалось и более не упоминалось. Если само это место и духи, там обитающие, проявят негостеприимность и предупредят меня, то, возможно, я поверну, отступлюсь. Хотя сворачивать с дороги – не мой принцип.

Утро пахло медом и луговыми цветами. Душистыми травами и ягодами, заваренными в кувшине. Наверное, когда я уснул, в дом приходила вдова и присмотрела за моим огнем. Завтрак был на столе.

Влажные буковые бревна стен, прогретые восходящим солнцем, потрескивали и заметно парили. Тоненькие струйки тянулись вверх, к отверстию в крыше. Вязали причудливые кружева, смешиваясь с сизым дымом, уносились в бирюзовое небо. Вставать не хотелось. Мне было уютно и тепло, а завтрак успел безнадежно остыть и не стоил того, чтобы к нему торопиться. Хотелось немного побыть в таком хорошем расположении духа. Еда и вино настроения не испортят, но изменят.

Протянув руку, я взял книгу, которую не успел прочесть вчера до конца. Утомленный долгой дорогой и просидевший допоздна, я так и не смог изучить ее как следует.

Первая страница книги была пуста. На желтом листе не было даже намека на какой-нибудь рисунок или текст. Мне показалось это странным. Возможно, что вчера я пропустил эту страницу, хотя точно помнил, что начинал изучение манускрипта довольно тщательно. Все остальные листы сияли девственной чистотой. Какая нелепость. Неужели вчера я был настолько пьян?! Невозможно. Я совершенно четко запомнил некоторые мелкие детали рукописи. Так, что могу их описать с большой точностью…

Я даже не заметил, как оказался возле открытого окна перелистывающим пустые страницы. Настроение резко переменилось. Стало как-то обидно и даже грустно. Я пожалел, что просмотрел книгу бегло и не удостоил вниманием детали, показавшиеся мне вчера не очень важными. А самое обидное было то, что я ничего не мог понять. Произошло это с помощью магических сил самой книги, или сама она была всего лишь сном?!

Я знал о себе, что иногда не могу отличить сон и явь. Даже пробуждение не давало полной уверенности, сплю я или уже проснулся. Чувства мои были настолько четкими и ясными, что я подолгу присматривался к окружающим меня вещам, стараясь определить их реальность.

Теплое вино на столе, приправленное душистыми травами, это реальность или сон? Быть может, пустая книга – это сон. А на самом деле она лежит возле меня все с теми же рисунками и буквами. А я мирно сплю.

Как терпко пахнет вино. Неужели оно мне снится? Возможно, за гранью сна оно действительно стоит на столе, а здесь лишь его отражение. Почему я не могу различить? Найти определение мира реального и сна. Почему все так смешивается в моей голове?

Взрослые мне, маленькому, всегда говорили, что я помечен духами. Что я словно бы окружен их невидимой, но в то же время очень сильной защитой. Что они истинные мои воспитатели. Так же говорил и мой учитель фехтования:

– Хаттар. Я учу тебя приемам борьбы, добросовестно передавая тебе свой немалый боевой опыт, но каждый день я вижу, что сам готов поучиться у тебя.

– Вы же сами настаиваете, что я должен быть более внимателен к точности и скорости движений.

– Порой мне трудно определить насколько точно ты выполнил прием, потому что я не могу взглядом угнаться за твоими действиями. Любой прием рассчитан на определенную скорость движения. Он так устроен, чтобы сохранять баланс между эффективностью, безопасностью и равновесием. Но ты опережаешь все, тем самым делая весь прием бесполезным. Ты все равно действуешь по-своему. Но, вынужден признать, гораздо лучше, чем я, и уж, без сомнений, намного безопасней. Словно духи снисходят и отдают тебе свои крылья, забирают в свой мир, где нет ни времени, ни опоры, ни солнца, ни тьмы. Ты сам словно живое воплощение духов.

Тогда я только смеялся, не воспринимая все сказанное всерьез. И все больше хотел быть похожим на взрослого человека, способного делать то, что делают взрослые. Ходить как они, говорить так же легко и уверенно. Держаться в седле. Много позже стал понимать, что это временно. И желания эти не больше чем возрастной излом.

Уже живя в этом доме, у вершины горы, много лет спустя, я стал задумываться над теми своими желаниями и понял, что слишком долго был слеп. Мне было шестнадцать, и стоило только выхватить из ножен кортик, как тут же опытные воины бросали свои мечи. Многие даже не вступали в драку. А те, кто отваживался, становились посмешищем. Я не калечил тело, не убивал, но ломал дух. В драке один на один против меня не мог устоять никто из сверстников, и даже офицеры княжеской армии вели себя со мной почтительней, чем с остальными принцами.

Я стоял, упершись плечом в пряные бревна, и не мог понять, что происходило со мной. Если раньше все мои сомнения разрешались как-то естественно, то сейчас я явно заблудился между мирами. Между сном и реальностью.

Книга в моих руках была все той же. Деревянная обложка, обтянутая толстой потертой кожей. Серебряный замок, два пера, заложенных мной вчера между страницами, но это был совсем другой предмет. Не принадлежащий миру людей, чужой. И то, что он похож на простую книгу, не изменяло его сути.

Я Ситах-Ур, знающий имя Создателя, спящий на ветрах времени, пьющий солнечный свет, говорю тем, кто хочет слышать меня, ибо слово мое – это журчание реки. Слово мое – растущая трава. Раскаленный камень и пламя костра.

Я смотрел на первую страницу, которая еще мгновение назад была абсолютно пуста. Я смотрел на буквы, которые невозможно было прочесть и которые были ясны так, словно я сам написал их. Я держал книгу горячей рукой, а мир, меня окружающий, погрузился в сон. Мир замер, как рыба в промерзшей горной реке. Он был подвижен настолько, насколько ему позволяло сдвинуться с места мое сознание, моя воля, мое желание.