Дмитрий Тедеев - Бусый Волк

Ещё один Мавутич, совсем молодой парень, тоже был невредим, но, не смея встать, ничком лежал на земле. Он прижимал к груди свирель, словно заслониться пытался.

– Пожалуйста! – начал парень сиплым, сдавленным голосом, в котором закипали слёзы. – Пожалуйста…

– Заткнись, дерьмец, не позорь Владыку! – Бывший венн тоже был изрядно бледен, но держался прямо, и голос его не дрожал. – Никогда никого не проси, даже Богов! А то будто ты при рождении не знал, что умрёшь!

– Я… – Парень дрожал и плакал. – Я не хочу… Я…

Бывший венн засмеялся.

– Этот старик ещё мертвее, чем ты или я. Месть Мавута не заставит себя долго ждать… Эй, мертвец! Я прошу у тебя поединка. Если ты таков, как я о тебе думаю, ты дашь мне его. Это единственное, о чём можно просить, не теряя чести. Тем более просить врага!

Соболь покачал седой головой.

– Может кто-нибудь спросить этого недостойного, с чего это он решил, будто заслуживает поединка? Честный поединок дают честным врагам. Не таким, что бьют из засады, схоронившись в кустах… А впрочем, ладно. Будет ему поединок. Прямо сейчас. Мавут… Посмотрим ещё, кто на самом деле живой мертвец, он или я. Всю жизнь бил я таких Мавутов, волей Богов жив до сих пор, буду и дальше бить, если Боги позволят…

И Соболь шагнул навстречу бывшему венну. Видно было, что он не остановится, так и будет идти вперёд, пока не сразит врага. Или сам от его руки не умрёт. Мавутич, прянув назад, выдернул меч из ножен.

Длинный меч, с которым враг явно умел обращаться, не остановил неспешное движение Соболя. Он продолжал спокойно идти. Зато бывшего венна – даже Бусый, стоявший поодаль, это почувствовал – сразу окатило холодом. Столь явственно окатило, что душа человека, только что похвалявшегося, будто не боится он смерти – всё-таки съёжилась озябшим комочком. Погибель шла к нему, приняв облик седого невзрачного старика, в руке у которого был всего лишь нож…

Мавутич всё же превозмог себя, шагнул вперёд и ударил. Сильно, неожиданно, быстро… Очень быстро…

…И рука его, продолжая сжимать черен меча, долго-долго летела в сторону вместе с этим мечом, рассыпая по земле густые алые бусины…

Как Соболь успел рубануть ножом, сумел разглядеть, наверное, только Бусый.

Мавутич шарахнулся, но устоял, хотя колени норовили подогнуться. И выпрямился, и взглянул в глаза Соболю, молча ожидая следующего, последнего удара.

А Соболь вынул из-за пояса тряпицу и бережно обтёр ею лезвие ножа. Добрый нож был, что ж не поберечь его, не уважить… Спрятал клинок и бросил тряпку Мавутичу.

– Перетяни руку, дурак… – И оглянулся на своих: – Костёр разведите!

Бусый и Ульгеш метнулись за хворостом. Соболь выбрал у вернувшегося первым Ульгеша толстый сук, подбросил, примеряя его к руке, и… внезапно крутанувшись, со всего маха приласкал, как дубиной, второго Мавутича. Того, со свирелью. Страшным ударом вышиб начисто все передние зубы, в кровавую кашу превратил губы и дёсны.

Парень целый миг не понимал, что произошло, потом завыл, покатился по земле прочь. Через седмицу, не раньше, сумеет принять в рот чуть-чуть молока, и то по соломинке. Месяца через два, если повезёт, скажет внятное слово. Ну а на свирели играть…

Соболь вынул из костра пылающую головню и прижал к обрубленной, всё ещё сочащейся кровью руке бывшего венна. Плоть зашипела, и кто не знает страшного запаха крови, угодившей в огонь, тому лучше его и не знать. Раненый облился холодным потом, зрачки нечеловечески расширились, но он не издал ни звука.

– Рука, пустившая из засады стрелу, будет отрублена, – негромко приговорил Соболь. – Губы, что извлекали из дудки богомерзкие звуки, будут разбиты. Поднявший руку на детей умрёт сам, ибо жить ему незачем. Это говорю я, Соболь, и пусть Мавут услышит меня. А теперь прочь отсюда, глупцы!

Вечером путники вышли на берег реки по имени Звоница. Пока мальчишки хлопотали над ужином, Соболь с Итерскелом свалили несколько сухостойных деревьев, обрубили сучья, подтащили к воде и сноровисто связали небольшой плот.

– На ночлег здесь останавливаться не будем, – распорядился Соболь. – Повечеряем, отдохнём немного, а как стемнеет, сразу и поплывём. Ниже по течению деревня Полозов, надо нам проплыть мимо так, чтобы никто не заметил. Ночь будет безлунная, да и небо всё тучами должно затянуть… Вы, ребята, в свирели эти разбойничьи потихоньку дудеть станете. Не всё им Мавутичам служить, пусть-ка добрым людям помогут от Мавутичей скрыться.

Ульгеш спросил его:

– Почему Звоница так называется?

– Потому что в самом деле звенит по камням и перекатам, будто девки с бубенцами хороводы водят.

Сейчас, по белой воде, эти камни под воду ушли. В межень [38]здесь не то что на плоту, на лёгких долблёнках не проплывёшь.

– А сейчас?

– Проплывём. Звоницу я неплохо знаю. Знаю, где надо стеречься.

Ульгеш кивнул, вытащил из котомки книгу и раскрыл посередине.

Итерскел, слушая, подосадовал о своих родных местах, оставшихся так далеко. Там он тоже каждую кочку знал и мог о ней рассказать. А здесь – и похвастаться нечем.

– А что нам прятаться? – спросил Бусый. – Мавут погоню пошлёт?

– Пошлёт, – кивнул Соболь. – И нам надо её непременно со следа сбить. Поэтому на люди без нужды не покажемся. Слишком уж приметны мы. Мальчишка черней смоли и парень, способный корову на плечах таскать…

Бусый помолчал, подумал, глядя на покачивающийся плотик, потом спросил:

– Как думаешь, дедушка Соболь… Мавут… добрался он до Белок?

– У Белок ему теперь нечего делать, и он про то знает. Око увидело… Как, думаешь, эти пятеро нас выследить сумели? Вот то-то.

– Так что получается, тут прячься, не прячься…

– Верно, но и помогать ему мы не будем, а станем к встрече готовиться. Мавут ведь как думает? Ему нас лишь бы найти, а там всяко справится. Пусть думает… А мы постараемся к тому времени такой силой обзавестись, чтобы всё его злодейское могущество одолела.

Бусый попытался вообразить себе эту чудесную силу, память в который раз подсунула ему страшную судьбу Сынов Леса, увиденную у Кузнеца, и опять же в который раз он не смог противостоять гибельному искушению – примерил всё это на родную деревню.

Ульгеш загибал пальцы, пытался что-то считать, потом разложил на песке шишки и камешки, начертил круг, старательно поместил в него квадрат, треугольник…

– Дедушка Соболь, – не выдержал Бусый. – Мавут, он… У него не только эти свирели, дрёму навевающие… – Бусый сглотнул. – Я сам видел, как он этими Звуками целую деревню… под корень…

– Тоже русалки в омуте показали?.. Слыхал я про одну деревню погибшую… про Звуки страшные. Купец проезжий ещё зимой, по старой дружбе, рассказывал. Но деревня эта в восточном Нарлаке была. Неужто ты там побывал, пока в омуте плавал?