Вадим Панов - Занимательная механика

— Пошли!

И первой выбралась из машины.

«Ты запутался, Григорий. Ты отплыл от одного берега, а к другому не причалил. Тебе нужно время, чтобы разобраться в себе, а его у тебя нет. Ты запутался, тебе кажется, что самый легкий выбор — самый правильный. Но это, поверь мне, не так…»

Беспалый понимал, что Бабушка Осень знает, о чем говорит. В ее словах звучит мудрость, накопленная за многие поколения. И еще мудрость врожденная. Не зря ведь ходят слухи, что Бабушка Осень родилась старой.

Она была права… и она была не права. Она советовала, но не указывала. Она понимала, что выбор человек должен сделать сам. Выстрадать, вымучить, определиться и не отступать. Даже если выбор этот порожден чудовищными сомнениями, превратившимися в чувство чудовищной вины.

«Я знаю, кем умру, но понятия не имею, кем буду жить…»

Григорий перебрал лежащие на столе фотографии. В очередной раз вгляделся в изображенных на карточках людей. В очередной раз ощутил пустоту внутри.

«Я ни о чем не жалею, но не хочу ничего повторять…»

Он знал, что все обязательно повторится, что никто не отступит, что и с той, и с другой стороны полным-полно твердых людей. По-настоящему твердых, не таких, как он. Но для него игра закончена. Он сделал все, что должен был сделать. Исполнил все обязательства.

Пришло время разобраться с самим собой.

Дверь в квартиру Проказа вскрыла за десять секунд. Та оказалась запертой всего на один, самый простой замок, словно хозяин ждал незваных гостей и решил не чинить им особых препятствий. Легкость, с которой они попали в квартиру, насторожила Проказу, а потому, приоткрыв дверь, она вытащила не нож, как собиралась изначально, а пистолет с длинным глушителем и только после этого черной тенью скользнула внутрь.

Остальные, как и было договорено, ждали условного сигнала снаружи. Молча. Напряженно прислушиваясь, не раздадутся ли из квартиры звуки борьбы.

Не раздались.

Проказа появилась секунд через двадцать. Оружие убрано, во взгляде черных глаз — большая редкость! — видна некоторая растерянность. Широко распахнула дверь и негромко приказала:

— Проходите. — И сразу же добавила: — Мы опоздали.

Ненужных вопросов никто не задавал. Зачем? Сейчас все сами увидят. Испанка и Невада прошли за Проказой к ванной комнате и по очереди заглянули внутрь. Среагировали по-разному. Крус негромко выругался. Женщина закусила губу. Затем молча переглянулись.

Беспалый лежал в красной от крови воде. Лицо спокойное, умиротворенное. Лицо человека, твердо знающего, что сделал именно то, что нужно. Лицо несомневающегося человека.

— Вскрыл себе вены, подонок, — буркнула Проказа. — Обманул нас.

— Плевать он на нас хотел, — прошептала Испанка. — Он это сделал для себя.

И перекрестилась.

Невада последовал ее примеру, но не удержался, добавил:

— Порвалась ниточка…

— Да уж… — Проказа широким шагом прошла на кухню. Крус за ней. Испанка медленно закрыла дверь ванной, подумала и последовала за компаньонами.

— Даже дерьмо за собой не убрал! — выругалась Проказа, разглядывая лежащие на столе фотографии. — А если бы менты нашли?

— Он знал, что мы идем. — Испанка взяла в руки пару сделанных «Поляроидом» моментальных снимков. Человек в камуфляжной форме, голова разбита, лица не разобрать — залито кровью. Еще один мертвец, тоже в походной одежде, лежит на земле, обеими руками держась за торчащий из живота нож. Снято в лесу. Или в тайге. На остальных снимках то же самое: трупы, трупы, трупы… Сколько их?

— Тридцать два человека, — тихо сказал Невада. — Я слышал об этой истории.

Тридцать третий с перерезанными венами лежал в ванной.

— Надо позвонить Гончару и спросить, что делать, — громко произнесла Проказа.

— Только давай выйдем на улицу, — предложил Крус.

— Вы звоните, а мы с Травником, пожалуй, поедем, — пробормотала Испанка.

— Куда торопишься? — прищурилась Проказа.

— Надо Оружейника сменить, — спокойно объяснила беловолосая. — Увидимся.

— Рита, солнышко, привет! — промурлыкал в телефонную трубку Федор. — Узнала?

— Очкарик, тебя трудно с кем-нибудь спутать, — с веселым удивлением отозвалась Шашкина.

Она делала вид, что не ожидала звонка, но Федор прекрасно знал, что это не так.

— Значит, богатым мне не быть?

— И не надейся.

Волков услышал мужской голос:

«Кто это?»

«Волков, — ответила Рита, небрежно зажав пальцем микрофон. — Друг Стрекалова. Помнишь, он был у нас на свадьбе?»

«Мент?»

«Да».

«Чего ему надо?»

«Сейчас выясню».

Шашка вернулась к разговору с Очкариком, но при этом установила звук телефона на максимум, чтобы любимый ревнивец мог слышать каждое слово:

— Чего звонишь?

«А то ты не знаешь!»

— Заехать хочу, — усмехнулся Федор. — Не возражаешь?

— Есть повод?

— Ты забыла у Петровича вазу.

— Ах да! — Умная Рита мгновенно поняла придуманную Волковым легенду и даже «вспомнила» уточняющую деталь: — В гостиной!

— Точно. Так ты не против, если я заскочу?

— Я скажу, чтобы тебя пропустили.

Очкарик отключил телефон и покосился на лежащую на переднем сиденье вазу, за которую час назад выложил в магазине почти тридцать тысяч. Авторская работа, едрить ее за ногу. Зато напоминает те штуковины, что изготавливаются на фабрике Петровича и которые Илья обожает дарить друзьям. Риткин муж о «стеклянном» хобби Стрекалова знал, так что подозрений визит Волкова у него не вызовет: жена забыла очередную безделушку, старый приятель вызвался ее завезти.

Ритка, в свою очередь, сделала все так, как надо. Распорядилась пропустить машину Федора во двор, обеспечив возможность припарковаться в нужном месте, но из дому не вышла, встретила Очкарика в гостиной и представила несколько мрачному мужу:

— Иннокентий. Но вы, кажется, знакомы.

Волков подтвердил, что — да, виделись. В ответ Иннокентий состроил кисло-дружелюбную мину — он явно не обрадовался нежданному визиту человека «не их круга» — и сообщил, что погода в Шанхае, откуда он только что прилетел, — дрянь. Спорить с путешественником Федор не стал. Передав «подарок Петровича» — Ритка тут же заставила мужа оценить произведение, тот скучно восхитился, — Волков признался, что тоже ничего не понимает в стекле, после чего посмотрел на часы и засобирался. Удерживать его не стали.

Отъезжая от особняка Иннокентия, Очкарик набрал номер Стрекалова:

— Ты ведь общаешься с Шашкиным мужем?

— Время от времени, — подтвердил Илья.

— Так вот знай: сегодня ты подарил Ритке стеклянную вазу собственного производства. Фотку я пришлю по электронной почте.

— Я подарил? — уточнил Петрович.

— Ну не я же.

— А зачем я подарил?

— Просто так, — улыбнулся Волков. — Потому что ты хороший мужик. А еще потому, что мне нужно было попасть в их дом.