Вадим Панов - Занимательная механика

— Почему ты не приехал к Петровичу?

— Работал. — Яша поставил на стол две кружки с растворимым кофе, уселся напротив Федора, но смотреть на друга не стал, повернулся к окну.

— Илья ждал.

— У меня смокинг в стирке.

— У меня тоже, — в тон ему отозвался Очкарик. — Поэтому я ездил в джинсах и свитере. Петрович стерпел.

— Твои джинсы, наверное, стоят дороже всего моего гардероба, — проворчал Рыжков.

— А это важно?

— А разве нет?

— Нет, — твердо ответил Волков.

— Блин, да когда вы поймете, что мы люди разного круга? — взорвался Яша. — Когда?! Когда перестанете доставать меня своей жалостью?

Судя по красноте глаз и количеству исписанных листов, он работал всю ночь. Пытался работать. У него не получалось. Стихи, которые бы с радостью запели любые «фабриканты», выводили Рыжкова из себя. Бесили. Нестерпима была сама мысль, что он пишет на таком уровне. Нестерпимо было сравнивать их с работами из первого сборника.

— Что вы ко мне лезете?!

— А что нам еще остается? — усмехнулся Волков. — Мы ведь друзья.

— Мещане хреновы! Достали вы меня со своей поганой моралью! Вы что, по вечерам перед собой отчитываетесь, что ли? «Доброе дело сегодня сделал? Молодец, Федя, ставь галочку». Что вы понимаете? Что?

Он был пьян. Пьян от бессонницы и неудачной работы. Пьян от тоски. Пьян от злости на самого себя. Он выкрикивал оскорбления, а Федор молча прихлебывал кофе и щурился. Пусть Яша выпускает пар. Пусть лучше так, чем с помощью шприца. Пусть бесится. Я потерплю.

— Думаешь, мне легко понимать, скольким я вам обязан? Уже обязан! А Петрович еще говорит: иди ко мне! Блин, да что я там буду делать? Стану членом общества? Член вам, козлы! Я не сдамся! Ты понял? Я не сдамся!

Вопли закончились. Рыжков вытащил из кармана тренировочных брюк платок и принялся сморкаться. Только он мог ухитриться подцепить простуду посреди лета. С самого детства ухитрялся.

— Побрейся, — негромко сказал Очкарик.

— Что? — Яша недоуменно посмотрел на Волкова. — Что?

— Побрейся. Щетина еще никому не помогла.

— А не-щетина помогла?

— Когда человек опрятен, когда он в тонусе, он начинает думать по-другому, — спокойно произнес Федор.

— Позитивно, — зло усмехнулся Яша.

— Позитивным становится общий настрой.

— Переквалифицировался в психоаналитики?

— Делюсь опытом. Или ты думаешь, что депрессии только у богемы случаются? Мещане, знаешь ли, тоже не из железа сделаны.

— А-а… — Рыжков погонял по столу опустевшую чашку, покривил губы, словно подбирая очередное оскорбление, и действительно сказал… Но это не было ругательством, Яша уже выпустил пар: — Как там Оксана?

— Нормально, — ответил Федор.

— Мама Валя?

— Скучает по тебе.

— Ага. — Рыжков опустил голову. — А Петрович все носится со своим стеклом?

— Построил цепную передачу: две шестеренки, ручка…

— Часов ему показалось мало?

— Насколько я понимаю, это первый шаг к чему-то большему.

— К стеклянному велосипеду?

— Почему нет? — пожал плечами Волков. — Во всяком случае, передача у него уже есть, осталось приделать колеса.

Яша впервые посмотрел Федору в глаза. Нахмурился, пытаясь понять, шутит друг или говорит всерьез:

— Разве это возможно?

— Разве для Петровича есть понятие «невозможно»? — парировал Очкарик. — У него целая фабрика в распоряжении, захочет — сделает стеклянный велосипед, захочет — еще чего-нибудь. Человек нашел себя.

— С такими деньгами трудно найти кого-нибудь другого.

— С такими деньгами трудно вообще остаться человеком, — вздохнул Федор. — А Петрович — сумел. — Помолчал, посмотрел на часы и закончил: — А ты его обидел.

— Я был занят, — пробурчал Рыжков и вновь отвернулся.

— Да я не спорю. — Федор поднялся на ноги. — Но думаю, что тебе следует хотя бы позвонить. Будь здоров.

— Дверь захлопни.

Очкарик не ответил.

Он знал, что Яша не пойдет его провожать. Не пойдет, потому что Волков оставит в прихожей конверт с деньгами. А от этого они оба испытывали неловкость.

И поэтому Федор ушел один. А сидящий на кухне Рыжков вновь и вновь вспоминал брошенные вскользь слова друга:

Человек нашел себя.

Нашел себя.

Нашел…

— Узнала, где он?

— Нет, — покачала головой Лала и положила мобильный телефон на тумбочку. — Мы просто поговорили.

— Как это — нет? — Назим сдвинул брови. — Почему он не сказал, где прячется?

— Ильгар ответил, что сам не знает, где будет ночевать сегодня, — спокойно объяснила девушка и добавила: — Он боится.

— Ничего удивительного, — буркнул Гусейн. Похороны и последовавший за ними траурный раут утомили и Назима, и Лалу. Они весь день были на виду, практически ни на секунду не оставались в одиночестве. Многочисленные гости, разговоры, во время которых приходилось следить за каждым словом, за каждым жестом, цепкие взгляды деловых партнеров Арифа… А если вспомнить утренний визит следователя, то можно сказать, что воскресенье прошло очень и очень не просто. Однако было в состоянии постоянного напряжения и кое-что положительное. Вытирая платочками глаза и горестно вздыхая, выслушивая соболезнования и пожимая руки, Назим и Лала успевали обмениваться быстрыми, незаметными для окружающих взглядами, а один раз, на кладбище, Гусейн даже приобнял девушку, словно поддерживая безутешную вдову. И никто не догадался, какое сладостное, упоительное чувство охватило в этот момент Лалу. Ощутив прикосновение любовника, она едва сдержалась, едва не выдала себя. И стоит ли удивляться тому, что траурные одежды были разбросаны по всей спальне, а кровать выглядела так, словно на ней толкался взвод солдат? Тяжелый день потребовал бурной разрядки, и заснули любовники лишь под утро.

— Почему он отказался встречаться?

— Сказал, что перезвонит, — ответила девушка. Гусейн почесал волосатую грудь, подумал и протянул:

— Надо обязательно найти козла. Обязательно!

На самом деле его надо было найти вчера, а еще лучше — в ночь убийства. Его надо было вести до казино, а затем прикончить, обрубить концы, но… Но все произошло неожиданно, и Назим не успел подготовиться должным образом. И теперь тревожился.

Использовать в комбинации Ильгара придумала Лала. Она хорошо знала бывшего жениха, понимала, какие чувства он до сих пор испытывает к ней, и не сомневалась, что, сыграв на застарелой обиде, сумеет вызвать у юноши новый всплеск ненависти к Арифу. И все шло как по маслу. Первый раз Лала позвонила Ильгару чуть больше двух месяцев назад, сказала, что соскучилась, и почти час болтала о разных пустяках. Потом последовал еще один звонок, потом еще. Недели через две Назим сумел организовать им встречу, просто встречу в кафе, ничего игривого, но горячему Ильгару этого вполне хватило.