Наталья Михайлова - Ветер забытых дорог

– Ее ведет рок! - сказал Тесайя замирающим голосом. - Думали ли вы хоть раз, что чувствовала эта женщина, полюбившая смертный прах! Что чувствовал этот небожитель, - Тесайя плавно двинулся к другой картине, его рука со светильником замерла. За ним порывисто, как летучая мышь, метнулся и Орхейя.

– Дасава Санейяти! Что сломало его судьбу? - продолжал тирес Тесайя. - Ведь у него было все. Подумайте!

Орхейя не сводил горящих глаз с полного лица тиреса.

– Еще какой-то десяток-другой лет, и Дасава стал бы царем собственной Сатры. Он был облечен сиянием, обладал долголетием, которое нам сегодня кажется почти бессмертием, - голос Тесайи взлетел, отдаваясь от сводов его дворца. - Вместо этого… Дасава бросает все, ломает свою жизнь, отвергает будущее. Ему не быть царем. Он идет живым в Ависмасатру, вступает в безнадежный поединок с Ависмой и остается там навсегда. Разве это возможно?

Слушатели замерли, казалось, они даже не дышали. На рисунке был изображен небожитель в сиянии, отдаленно напоминающий Дайка, с протянутыми вперед руками - а перед ним величественный, огромный, окутанный тьмой владыка Ависмасатры.

– Дасава предал свое призвание, изменил своему месту в мире. То же совершила и Йосенна - видите, - Тесайя сделал еще один шаг и осветил следующую картину.

Она полностью повторяла ту, на которой Дасава передавал Белгесту шлем: царевна Бисмасатры была изображена на месте Дасавы, вместо шлема она подавала Белгесту просто свою ладонь. У человека были не глаза, а пустые провалы.

– Йосенна покинула Бисмасатру с этим исчадием Обитаемого мира, с этим воплощенным разрушением - Белгестом, - говорил Тесайя. - Что с ней стало? Она потеряла все, а заслужила только вечное проклятие. Теперь все они - Белгест, Йосенна, и - к скорби нашей - Дасава - находятся в Ависмасатре. Участь их там ужасна! - Тесайя взмахнул рукой, как бы перечеркивая тех, кто был нарисован на стене. - Что же дает нам созерцание этих безжалостных картин падения и гибели? - развернулся он к слушателям. - Они ясно показывают нам, что мы такое. Йосенна и Дасава были лучшими из небожителей и имели то, о чем мы с вами даже не можем мечтать. Но ошибается тот, кто думает, будто есть добрые, а есть злые, правые и неправые! В каждом из нас заключен порок! Порой он дремлет, но когда приходит нечто или некто, подобный Белгесту, порок пробуждается, и тогда ничто не может удержать даже лучших из нас на пути в пучину. Сам сознавая, что гибнет, что тянет за собой родных, близких, потомков, свой род и даже весь народ, такой небожитель все же не в силах сопротивляться зову бездны! Чем же хвалиться нам? - Тесайя рассмеялся, но смех его звучал как плач.

На глазах его и правда выступили слезы, а на лице - не то гримаса боли, не то блаженная улыбка, какую Сполох видел у Тимены под воздействием отвара из дейявады.

Тесайя Милосердный потряс головой:

– Горе тому, кто не знает себя! Кто не знает, что в нем живут и Дасава, и Йосенна, готовые броситься в грязь, в порок, во тьму, готовые лгать, изворачиваться, предавать, оскверняться! - Тесайя поднял руку со сжатым кулаком.

Орхейя дышал с трудом, его душили рыдания. Впрочем, беззвучно плакали даже взрослые.

– Таковы мы с вами, - заключил Тесайя. - Можем ли мы спасти себя? Нет. Только Жертва, когда придет, избавит нас от той мерзости, которая скрыта внутри нас. Поэтому картины ужасного прошлого нужны нам, чтобы мы всегда помнили о своей гибели и падении.

В пиршественном зале повисла тишина, которая вдруг взорвалась криками, гомоном, всхлипываниями плачущих, шорохом взволнованных жестов.

Дайк оказался за столом рядом с Итварой Учтивым.

– Знаешь, что больше всего поражает меня в Светоче? - подавленный, дрожащим голосом произнес Итвара. - Как они жили. Не так, как мы. Я имею в виду вот что… - он сделал в воздухе замысловатый жест рукой, запястье которой было охвачено старинным тусклым браслетом. - Мы в ожидании Жертвы прилагаем все силы, чтобы спастись. Чтобы когда Жертва придет, он счел нас достойными и вернул нам сияние. Мы выполняем особые предписания, делаем то и не делаем этого - ради спасения себя. Таковы мы. А они? Я имею в виду, Йосенну, Дасаву… Белгеста. Они гибли и знали, что их ждет тюрьма Ависмасатры. Дасава не сомневался, что Ависма вовеки не простит ему похищения Светоча… Но они жили чем-то иным, что недоступно нам нынче.

Небожитель Кесара подошел и сел на скамью возле Итвары. Дайк узнал небожителя, чье лицо с пронзительным взглядом и тонким, слегка загнутым носом так сильно напоминало лицо злой сухощавой старухи.

– Буду рад поговорить с тобой прямо и дружески, тирес, - сказал Кесара.

– И я буду рад, - Итвара сделал приветственный жест кубком.

– Я прямой человек и говорю то, что думаю, - произнес Кесара. - Прости, если правда в лицо будет тебе неприятна. Но насколько мне открыта истина, тебе давно пора, Итвара, присоединиться к какому-нибудь тиресу. Разве тирес ты сам? Ты ничему не учишь, толкуешь писание вкривь и вкось то для Тесайи, то для Сатвамы, то для Дварны. Не кажется ли тебе, что ты не можешь быть вождем, а сам нуждаешься в том, чтобы за твои поступки взял на себя ответственность более мудрый и твердый волей господин?

– Одаса? - поднял брови Итвара.

– При чем тут Одаса?!

– Ах, прости… мне показалось, ты сказал - Мудрый, Одаса Мудрый.

Дайк почувствовал, что Итвара втайне смеется над небожителем Кесарой.

– Разве ты сам не понимаешь, что над более слабыми и безвольными должен стоять смелый и понимающий тирес? - возмутился Кесара. - Это удел избранных - нести бремя ответственности и власти за более слабых и недалеких.

Итвара покачал головой:

– Я выбираю, друг Кесара, я выбираю… Может быть, мне присоединиться к Сияющему? В конце концов, хоть что-то не на словах, хотя бы сияние. Моя беда, Кесара, лишь в том, что я слаб, но недостаточно недалек, чтобы стремиться найти себе тиреса.

– Что ж, я сказал тебе правду… Смотри, Итвара: когда тебе понадобится помощь, ты пожнешь то же самое равнодушие, которое сеял.

– Вряд ли, - неожиданно для себя вмешался Дайк. - Тирес Итвара, ты всегда найдешь защиту и понимание у меня и моих друзей. Надеюсь часто видеть тебя у нас, Итвара.

Кесара бросил на Дайка оскорбленный взгляд.

– Что ж… Надеюсь, Сияющий сам вскоре разберется, кого ему выгоднее держаться, чтобы не остаться без сторонников с Сатре.

Гвендис было не по себе от рыданий сподвижников Тесайи. Расширенные глаза Орхейи, его помертвевшее лицо заставляло ее догадываться, что юноша болен. Она уже слышала, почему Тесайю зовут Благодетелем. Среди упадка, постигшего Сатру, у небожителей часто случались срывы и приступы то ярости, то уныния. Кроме обычных сподвижников, Тесайя собрал вокруг себя что-то вроде богадельни - из убогих и душевнобольных, в которых каждое его слово отзывалось, как ветер в ветряной арфе. Тирес был для них непоколебимым кумиром, но их болезни только усиливались рядом с ним: своими проповедями Тесайя постоянно доводил их до припадков.