Наталья Михайлова - Ветер забытых дорог

Давая им дорогу, заполнившие площадь небожители приветственно шумели и брали на заметку: ага, звезда Итвары закатывается, Одаса смешон, а за вот Благодетелем идет целый сонм!

На этот раз тусклым зимним утром по затоптанному снегу Сатры провел своих соратников и тирес Сияющий. Толпа недоуменно замерла при виде него. С ним было всего двое. Один - молодой богатырь в мохнатой куртке, выше своих спутников и выше всех в толпе не меньше чем не голову. Другой - парень в беличьей шапке с хвостами, перепоясанном кожухе, - мерил толпу смелым взглядом. Сам тирес - третий - широко шагал, облеченный сиянием.

Дайка толпа встретила молча. Он снова напомнил небожителям Сатры предания о временах, когда облекаться светом мог любой из них…

Женщины Сатры, по обычаю, не ходили на состязания. Гвендис и Эйонна сидели у очага в украшенном безделушками и занавесками доме утешительницы. Между ними на низкой скамье, покрытой крашеной тканью, стояло блюдо с сушеными яблоками, в глиняной вазе - засушенный чертополох. Эйонна рассматривала и трогала ткань на рукаве Гвендис:

– Какая тонкая… Это ты сама соткала?

Гвендис готова была сказать, что купила эту ткань на рынке. Но в языке небожителей не было слова «покупать» и слова «рынок». Пока Гвендис придумывала, что ответить, Эйонна догадалась:

– Конечно, это подарок кого-нибудь из мужчин? Я тоже не тку на себя.

Эйонна продолжала считать Гвендис утешительницей.

– Да, удивительно, - в Бисмасатре ткут лучше нас! - на глазах у нее показались слезы.

Вообще Гвендис за вечер несколько раз заметила, что Эйонна то как-то слишком оживленно смеется, то в ее голосе слышатся с трудом сдержанные рыдания.

– Что с тобой? - коснулась Гвендис ее руки.

– Жизнь кажется такой тоскливой и бессмысленной, - Эйонна вздохнула. - Мы одни на всем свете, за этой стеной, которой на самом деле даже и нет. Как будто мы уже умерли, и нам снится, что мы еще живы… Я по ночам просыпаюсь от ужаса, что мы все в могиле… - она легким жестом - одними пальцами - вытерла влажные веки и стряхнула слезы, засмеялась. - Нельзя думать об этом, надо думать о радостном.

– У тебя тревожные предчувствия? - понимающе кивнула Гвендис. - Это еще и потому, что ты устала. Ты так права, что поддерживаешь радость в себе и в других! Жизнь здесь действительно очень тяжелая, и небожители больны просто от самой жизни. Вы очень сильные - ты, Итвара, другие, кто в силах еще радоваться и надеяться.

– Больны от самой жизни? - Эйонна оперлась на подлокотник кресла двумя руками, сплела пальцы и положила на них подбородок, внимательно глядя на Гвендис. Ее темно-русые блестящие волосы спадали волной до пояса.

– Да, как сказал один умный небожитель про другого - «он умер от Сатры», - вспомнила Гвендис. - Здесь больны почти все, кого я видела. Душа может быть так же ранена, как и тело. И тяжелее всего сознавать, что эти болезни можно было бы вылечить, если бы жизнь не была такой тревожной, опасной…

– Бессмысленной, - подхватила Эйонна. - Я, утешительница, это хорошо вижу. Они часто ко мне приходят… «Тоска, душа болит», - говорят. У меня тоже болит, но мне кажется - у них сильнее. Каждый тирес ведь живет в страхе: кто что про него сказал, кто подумал, кто подсмотрел, кто замышляет, не теряет ли он сторонников?.. - Эйонна налила в кубки подогретого вина из котелка, что висел над очагом. - Я-то ничего не боюсь, мне нечего бояться. По крайней мере за себя… Но случись беда, я хотела бы защитить одного небожителя, - голос ее потеплел, и глаза снова заблестели от слез.

«Бедная Эйонна», - у Гвендис защемило сердце.

– Я понимаю тебя, - призналась она. - Я тоже…

– Я знаю, - быстро сказала Эйонна. - Ты - как я, утешаешь всех, но особенно любишь только одного, да? Я догадалась.

– Это так заметно? - улыбнулась Гвендис.

– Конечно, для меня - с первого взгляда, - подтвердила Эйонна. - Но мне страшно за вас. Ты говоришь, мы все больны. Это правда. Я вижу, что вы - нет. Вы здоровы, вы совсем другие. Наверно, как бы ни было вам тяжело в Бисмасатре среди человеческих племен, - все же не так, как нам друг тут с другом, - горько усмехнулась она. - Но я боюсь, что среди нас и вы станете больными.

– Бывает здоровая и нездоровая жизнь, - ответила Гвендис. - Если жизнь вызывает болезни, надо ее менять. Нельзя жить по-прежнему, это то же самое, что пить плохую воду. Нельзя пить гнилую воду и нельзя есть испорченную пищу; точно так же нельзя жить по законам, которые приводят к болезням. Я понимаю, что многих жителей Сатры уже не спасти. Они перешли за черту, и их болезнь необратима, а вся обстановка жизни поощряет и усиливает ее, - говорила Гвендис, вспоминая Тесайю и Орхейю. - Можно сделать только, чтобы они меньше приносили разрушений себе и другим. А ты, Эйонна, просто устаешь. Ведь тебе приходится выслушивать жалобы тиресов, следить за их мыслью, сопереживать…

– Да, - кивнула Эйонна, - верно. Все их страхи, тревоги, подозрения, обиды… - она поморщилась. - И Тесайя… когда слушаешь его, кажется, что сходишь с ума.

Гвендис вопросительно посмотрела на Эйонну.

– Ему нравится боль, - пояснила утешительница. - Он просто весь дрожит от восторга, когда рассказывает о страданиях - будь то Жертвы или других. Он готов плакать, как он говорит, от сострадания и жалости - но я вижу, что он сам готов наносить раны, а потом плакать и жалеть. И еще, он готов часами сидеть с кем-то из своих верных, утешать, гладить, смотреть в глаза - но не любит тех, кому его сострадание не нужно. Мне кажется, если бы твой Сияющий стал его «верным», Тесайя быстро бы от него избавился - он слишком открытый и светлый. А ваш Сполох - веселый, Тесайя таких на дух не переносит. Он вообще готов убивать всех «бесчувственных», и когда напьется - бранит их последними словами, желает им зла. Он сам себя доводит до безумия, когда описывает, как будут есть Жертву: какие мы мерзкие и жалкие и как мы будем есть его, осознавая собственную вину. А как его сторонники убивают тех, на кого он их натравит! Гораздо хуже, чем убьют Жертву в будущем - забивают камнями до смерти!

– Я слышала, - печально подтвердила Гвендис.

– И этих ему не жалко, он торжествует… - Эйонна перевела дыхание и продолжала. - Для того чтобы ему было хорошо со мной, Тесайя обязательно сначала меня доводит до слез разговорами. Это легко, ты же видишь, что у меня глаза на мокром месте. После его ухода я могу прорыдать до утра.

– От этого ты и плачешь все время, что тебе приходится служить таким, как он, и впускать их в свою душу! - возмущенно сказала Гвендис. - Он играет на твоей душе, как на арфе.

– Тесайя хуже всех, - повторила Эйонна. - Другие еще ничего, они просто… обыкновенные. С ними легче. Но я не отказываю Тесайе. Иногда мне так не хочется его пускать! Но я думаю: тогда он нарочно начнет делать Итваре всякие гадости, чтобы мне отомстить. Поэтому я принимаю его и ложусь с ним в постель. Тесайя очень злой в душе и холодный, берегись его.