Юрий Никитин - Главный бой

Она кивнула, не поднимая глаз. Голос ее был смиренным:

— Я поняла.

— Никто не смеет перечить старшим, — повторил он властно. — А эта женщина тебе в матери годится!

Леся несмело улыбнулась:

— Не годится, а лезет в матери. Угораздило же отца выдать меня за Лесобоя! Мы и пожить-то не успели, как его деревом задавило. А эта ведьма тут же принялась мною помыкать…

Он вспылил, начал приподниматься, но вдруг его взгляд упал на ее руку. В рассеянности, опираясь о глыбу седального камня, она водила по ней пальцем. С легким щелчком отлетали чешуйки гранита, похожие на елочные, а за пальцем осталась ровная дорожка, словно по нему с силой вели, нажимая изо всех сил, раскаленным зубилом.

Ноги стали ватными, он снова плюхнулся на колоду. Сердце колотилось учащенно, а глаза застыли. Леся рассеянно стряхнула с пальца пыль, застенчиво улыбнулась. Взор ее был чист и светел.

Да что у нее за сила, мелькнула у него суматошная мысль. Как, она сказала, по батюшке? Микулишна, Микулишна… Что-то знакомое… А если эта Леся — дочь Микулы Селяниновича? Если в ней хоть частичка его нечеловеческой мощи? Вот был бы позор на всю Русь, если бы отняла плеть да его самого…

Из внезапно перехваченного горла он выдавил сипло:

— Ну, это ваши дела. У меня своих выше крыши.

Она вежливо наклонила голову, солнце играло в русых волосах.

— Золотые слова, витязь.

— Ну?

— Ты сам рек, — добавила она, — что тебя посылали даже в дальние страны. А дурака не пошлют.

Еще и изгаляется, мелькнуло униженное. Явно же поняла, что собирался дать ей трепку. Или не поняла? Все-таки женщина, а они все дуры набитые.

Искоса взглянул в ее безмятежное лицо. На полных губах играла улыбка, но серые глаза были чистые и наивные. Она проследила, как он поднялся, сказала внезапно:

— А как ты думаешь выбраться?

Он буркнул, стараясь не встречаться с нею взглядом:

— Как и приехал.

— Да? — сказала она мирно, но у него по спине пробежал холодок. — Ну, попробуй, попробуй.

— А что? — поинтересовался он все еще враждебно.

— Сюда много путников попадало. Но выбраться… пока ни один не выбрался. Эта женщина… моя свекровь… она слишком хорошо ладит с лесной нечистью. Ты заприметил ее синяки, по глазам вижу! Но невдомек, что пальцы то отпечатались не человечьи…

Она умолкла на полуслове, проследив за его взглядом. Далекий лес исчез, только верхушки странно зеленеют над облачно-серым полем. Туман поднялся, и сколько Добрыня ни оглядывался, со всех сторон сейчас медленно приближались высокие серые волны. Впереди двигались разлохмаченные клочья, за ними наступало стадо плотно притиснутых одно к другому облаков, а дальше ощущалась настоящая стена, серая и плотная, как гранит.

— Не люблю, — признался он. — Не люблю, когда так подкрадываются!

Девушка кивнула:

— Ты прав больше, чем думаешь. Вместе с туманом в самом деле подкрадываются разные… Не думаю, что сможешь отбиваться… долго.

Вот оно, мелькнуло в голове. Вот та мерзкая смерть, что напророчена демоном.

Он опустил ладонь на рукоять меча:

— Сколько смогу. А отсюда нельзя удрать? Пока старуха не вернулась?

— А это она возвращается, — пояснила Леся. — И с приятелями. Мне удалось как-то украсть у одного из старухиных… нечеловеков нечто. Но куда мне бежать? Если же отдам тебе, то мне уже не выбраться.

Туман приближался, Добрыня услышал странное хлюпанье. Напрягая глаза, увидел, как сама земля под второй волной тумана прогибается, наверх выступает гнилая желтая жижа. Если подойдет сюда, он окажется по колено в болотной воде. Хорошо, если только по колено.

— Выберемся вместе, — предложил он торопливо.

— А потом? — спросила она печально. — Это вам, мужчинам, перо в… и вольный полет! А женщина одна из дому выйти не смеет: не принято. Нехорошо. Не по-женски. Вот если бы ты меня взял с собой…

Он ответил излишне резко, краем глаза следя за наступающей волной:

— Да ты знаешь, зачем я еду?

— Да какая мне разница? Здесь тошнее смерти. Если возьмешь, я не буду тебе обузой.

— Со мной опасно, — произнес он угрюмо.

— Ты думаешь, заживо гнить лучше?

Из глубины серой стены услышал шелест, словно гигантский рак неспешно полз в его сторону, шурша костяным панцирем. Болото чавкало под невидимыми лапами все громче. По хлюпанью определил, что в стене тумана прячется множество нежити, слышно, как лязгают зубы, когти, скрипят суставы.

Нахмурившись, потащил меч из ножен, встал в бойцовскую стойку, голову повернул в сторону опасности. Сам ощутил, что лицо стало красивым и суровым, нижняя челюсть выпятилась еще дальше. А когда заговорил, голос прозвучал как удар меча по наковальне:

— Недостойно витязя!

— Что?

— Пользоваться женскими слабостями.

Из тумана протянулась в его сторону длинная лапа. Добрыня сделал два быстрых шага навстречу. Коротко блеснуло лезвие. Звук был такой, словно отрубил тонкую ветвь. Отрубленная кисть упала на землю, а Добрыня так же быстро отступил, огляделся по сторонам:

— Так, эту гадость рубить не трудно.

— При чем тут женские слабости? — спросила Леся печально.

— А что же?

— Ты можешь меня спасти! А ты бросаешь.

Он остановился в затруднении с поднятым мечом. Конечно, ей здесь ничего не грозит, уже прижилась, но с другой стороны, что за жизнь в таком лесу? К тому же, самое главное, ему осталось одиннадцать дней. А потом она… да и он будут свободны. А она наверняка намного раньше.

Мокрое липкое нечто выметнулось из тумана. Меч встретил чудовище в прыжке, руки слегка тряхнуло. Две половинки зеленого и перепончатого рухнули справа и слева. Тут же его избитое тело само сделало полуоборот, чмокающий удар, взлетели и кувыркнулись когтистые лапы. Слизь брызнула на руки. Рукоять начала скользить в ладонях, а на губах ощутился гадостный привкус гниющего мяса.

— Сог… ла… сен! — прохрипел он. — Беру с собой!.. Но… с условием!

— Согласна на любое, — ответила она чересчур поспешно.

— Я оставлю тебя в первой же веси!

— Согласна, — ответила она упавшим голосом.

— Тогда, — крикнул Добрыня, — где мой конь?

Оглушительный свист ударил по ушам как дубиной. Из тумана вылетел ком грязи с тиной, шлепнулся в лоб, грязь потекла в глаза. Ослепленный, чувствуя на губах вкус гнили, он отчаянно размахивал мечом во все стороны, стараясь по чавкающим шагам определить, где враг.

В сторонке раздалось конское ржание. Снежок хоть и усомнился, но прибежал на разбойничий свист молодой вдовы. Добрыня ощутил на поясе сзади сильные руки. Женский голос прокричал в ухо:

— Хватайся за седло!

Когти и клыки вцеплялись уже со всех сторон. Доспехи заскрежетали, он чувствовал, как острые зубы дернули за край кольчуги, едва не свалив с ног. Острой болью кольнуло в бок, шею. Он сунул меч в ножны, обеими руками вцепился в седло. Ноги поволоклись по грязи, загребая тину и ряску. За плечи держали крепко, хватали за сапоги, за ноги. В ушах стоял крик, шум, плеск, потом в глазах вспыхнул болезненно яркий свет. Как будто издали услышал свой вопль. Свет тут же сменился чернотой, где страшно заблистали фиолетовые звезды.