Эдуард Веркин - Кошки ходят поперек

– Не волнуйтесь, – перебил их я. – Я сам внутренний эмигрант. В том году проводили психологическое исследование, мне сказали, что я страшный интроверт. С таким диагнозом в летчики не берут. И вообще, может, мы уже там?

– Где? – не понял Гобзиков.

– Где-где, в Стране Мечты. Тут что-то уж совсем пустынно, в нашем мире так пустынно не бывает, везде какая-нибудь сволочь с волынкой ошивается...

– Упадок просто... – как-то неуверенно сказал Гобзиков. – В нашем мире упадок...

Упадок. За два дня мы не встретили ни одного человека и даже деревни и то ни одной не встретили. Это не упадок, это Конец Света. Только серые поля и узкие полосы хвойного леса. Причем поля все были с агротехнической точки зрения вполне запущенные, не наблюдалось ни комбайнов, ни сеялок, ни веялок, ни другой какой полезной техники, только сухая некошеная трава.

– Это не упадок, – сказала Лара. – Это так и должно быть. Люди сторонятся таких мест. Мест перехода. Люди, животные многие. Они чувствуют присутствие других.

– В Америке целые города пустые есть, – вспомнил Гобзиков. – И никого...

– Они не пустые, в них вампиры просто живут, – уточнил я. – Днем они спят, а вечером набрасываются на водителей грузовиков. В Америке каждый год пропадает полмиллиона человек. Из-за кого это, если не из-за вампиров? А?

И я кровожадно подмигнул Гобзикову.

– Ты думаешь, для чего мы тебя с собой прихватили? – продолжал я. – Все просто. Я на самом деле не Женя Кокосов, я Борго Ставрос-Эстерхази, внучатый племянник того, о котором ты сейчас подумал! А она...

Я указал на Лару.

– Она Ламия Тодеску, ее отец был заместителем председателя «Секьюритате» [9] Тайная полиция в Румынии времен правителя Чаушеску. ... Ламия, ты чего больше любишь?

– Печень, – ответила Лара. – В ней сосредоточена душа.

– А я сердце. В нем железа много.

Лара хихикнула.

Гобзиков остановился.

– Вы чего? – спросил он. – Шутки, да?

– Да брось, Егор, конечно, шутки, – успокоил я. – Вампиров не может существовать просто математически.

– Как это?

– Ну представь. Если бы мой прадедушка граф Дракула укусил бы там какого-нибудь пастуха – стало бы уже два вампира. Они укусили бы еще, получилось бы четыре, ну и так далее... Меньше чем через год планета Земля была бы заселена исключительно вампирами, а потом они просто вымерли бы от голода. Представь миллиард китайцев-вампиров! Это же ужасно!

– Но вампиры ведь инициируются через кровь... – робко возразил Гобзиков. – Если бы он укусил пастуха, пастух бы не заразился...

– Фигня все это. Ни через какую кровь они не инициируются, размышляй научно. Нам же на биологии все объясняли. Для того чтобы один организм получил свойства другого организма, надо, чтобы в ДНК реципиента вмонтировался фрагмент ДНК донора. А ДНК не только в крови содержится, она в слюне тоже содержится. Так что для заражения вполне достаточно банального укуса. Отсюда какой вывод? Такой. Любой взрыв вампиризма был бы совершенно неконтролируемым. Кстати, Лар, а в Стране Мечты вампиры есть?

– Там есть, – совершенно спокойно ответила Лара.

– Почему это? – удивился Гобзиков. – Почему это в Стране Мечты обитают вампиры? Я совсем не хочу...

– Видишь ли, Егор, – стала терпеливо объяснять Лара. – Страна Мечты – это ведь не только твоя мечта, эта и других мечта. А кто-то ведь может мечтать и о вампирах. И об оборотнях. Там, кстати, вообще много чего есть, в том числе неприятного...

Гобзиков озадачился и задумался.

– А ты, Егор, о чем мечтал? – спросил я.

– Ни о чем, – буркнул Гобзиков.

Ну да, вспомнил я. Гобзиков, кажется, брата искал.

– Лар, – спросил я, – а может, мы это уже? Пришли все-таки? Как-то тут неуютно...

– Нет, – сказала Лара. – Еще не пришли.

Она поглядела на карту.

– Нам вдоль реки. Еще далеко.

Карта у нее была хоть и самодельная, но вполне похожая на настоящую километровку с прочерченным черным карандашом курсом, с какими-то значками, крестиками и кружочками. Лара смотрела на свою карту, сверялась с компасом, вела нас в светлое будущее. Мне начинало казаться, что не стоило, пожалуй, так далеко заходить, можно было разыграть Гобзикова где-нибудь и поближе. Но Лара, видимо, выступала за достоверность.

Спорить я не собирался. В конце концов, я неплохо проводил время. На свежем воздухе, в хорошей компании. Чего еще надо? Поэтому я тоже смотрел в карту, давал разные тупые советы и другую активность проявлял. Потом, часам к трем, наверное, река вдруг взяла и резко повернула на восток. Я думал, мы пойдем за ней, но мы не пошли. Мы углубились в поля и уходили в них все дальше и дальше, где трава по пояс, где произрастает василек и пьянящий запах меда кружит, как герои народного белорусского эпоса, в самом деле...

Про мед и василек я гоню, конечно.

Чем дальше мы уходили, тем было мне как-то спокойнее и тише, ну, не знаю. Я снова думал о всяком, ну, придумывал в основном разное. Опять что Лара вдруг споткнется и вывихнет ногу и я буду выносить ее к жилью на закорках...

Или вдруг на нас все-таки нападет медведь, а я его остановлю. Я не очень представлял, как я его остановлю (ружье я так и забыл взять), но думал, что у меня это получится. Или я вот еще что представлял. Что вдруг начнется война.

Почему-то мне думалось, что начнется она с америкосами. Америкосы вторгнутся и захватят нас. Для чего – дело десятое, но захватят, они вообще всех захватывают, хотят распространить по всему миру свое Гуантанамо. В стране нашей возникнут группы сопротивления, мы станем жестоко сопротивляться, особенно молодежь. Мы с Ларой будем состоять в одной группе, нам дадут задание взорвать электростанцию. Мы ее взорвем и будем отступать, удирать от америкосов на угнанном джипе. А они рванут нас догонять, и надо будет кому-то остаться и америкосов задержать. Я выпрыгну и спрячусь с пулеметом у моста. И буду стрелять до последнего патрона. А потом они вызовут поддержку с воздуха, эскадрилью «Апачей», и эти ихние геликоптеры накроют меня ковровой бомбардировкой.

Но я не погибну. Я останусь жив, просто окажусь сильно ранен, и меня укроют местные жители. А Лара будет в трауре целый год, а потом, в самый ответственный момент, я вдруг появлюсь и выручу ее из беды. Она обязательно в какую-нибудь беду попадет...

А я ее выручу.

Вообще мысли мне разные в голову приходили. Наверное, это из-за просторов – просторы вдруг разбудили во мне внутреннего мыслителя. Раньше, кстати, я в эту сторону совсем не думал, спасать Мамайкину мне совершенно не хотелось. К чему бы это? Крапива...

Уже к вечеру мы наткнулись на деревню, вернее, на то, что когда-то было деревней, – просто крошащиеся трубы, торчащие из травы. Гобзиков предложил заглянуть в трубы, там всегда клады прячут, но Лара сказала, что не надо. Она долго смотрела на эти трубы, затем сказала, что ходить туда не стоит. Сказала так страшно, что даже у меня на спине мурашки зашевелились, а Гобзиков так и вообще съежился.