Руслан Агишев - Верю [СИ]

Алексей пытался его слушать, но у него получалось это с огромным трудом. Его взгляд то и дело косился в сторону Анны, где встречался с таким же жаждущим взглядом. Всякий раз, когда это случалось, его охватывал жар, поднимавшийся откуда-то изнутри. Внутреннее пламя на самое мгновение обжигало его и снова затухало, прячась от всех.

— …Я понимаю, что могу оскорбить вас, предлагая награду за спасение моей дочери…

В голове у парня «паниковал» искин, не понимавший причину резкого изменения физиологического состояния носителя. От сужения и расширения сосудов прыгало артериальное давление. Зашкаливал пульс. Поднималась непонятная волна возбуждения. Квазар метался, как хищник в закрытой клетке, ища причину столь непонятное поведения организма.

— … Думаю, вы позволите мне помочь урегулировать вам некоторые разногласия с родом Вяземских? — прозвучавшее столь ненавистное имя заставило Алексея встряхнуться и на некоторое время вынырнуть из этого оцепенения. — Я поручу Дворянской палате проверить законность оснований для наступления вассалитета. Если этот намек не будет воспринят Вяземскими правильно, то пойдем дальше…

Только парень продолжал смотреть на Анну. Все остальное словно перестало существовать — другие люди, ощущения, чувства. Остались только эти черты девичьего лицо, ставшие для него родными, желанными и сводящими с ума. Обычное личико, обрамленное каштановыми волосами, вздернутый носик, все это с безумной силой влекло его к себе.

— … Наконец, позвольте поздравить вас с титулом барона, — за спиной Алексей тихо ахнула Бельская, ожидавшая чего угодно, не пожалования титула. — Барон Алексей Бельский, служите Российской империи верно и будете облагодетельствованы ею.

Одновременно с этими словами император передал ему золотую цепь с баронским знаком, украшенным искрящимися изумрудами.

После император повернулся к своей дочери и с улыбкой произнес:

— Княжна, а не могли бы вы показать госпоже Бельской наш дворец, — цесаревна непонимающе посмотрела на отца. — Думаю ей будет интересна эта экскурсия. Мы же пока с твоим спасителем побеседуем о вопросах, которые вряд ли будут вам интересны.

На лице цесаревны повисло тщательно скрываемое выражение неудовольствия. Видимо, с большим удовольствием она бы поприсутствовала при их беседе. Однако, деваться было некуда.

Оставшись наедине, они некоторое время молчали. Алексей выжидал, давая возможность императору высказать первым. Он пытался понять, о чем сейчас будет разговор. В голове гуляли разные мысли: от запрета встречаться с княжной Анной и до приглашения на работу в княжескую канцелярию. Что ему в голову взбредет? Вдруг возьмет его за шкирку (ведь здоровая орясина) и начнет трясти, как кутенка, приговаривая: «Отстань от моей Аннечки! Отстань, голодранец!». Или прищурится в его сторону подозрительным взглядом и скажет: «А Бельский-то ненастоящий!».

Только император вновь удивил его.

— Скажите мне, господин Бельский. Вы маг? — негромко спросил он, встречаясь с взглядом парня.

Тот, в свою очередь, замялся, не зная, что ответить.

— Честно говоря…, - на этих словах Алексей замолчал, понимая, что честно-то может и не получится.

В добавок, в этот самый момент в его голове метался Квазар, во весь голос вопя о какой-то опасности. Алексей пытался сконцентрироваться на его голосе. Только под пронизывающим взглядом не очень получалось это делать. Казалось, император его выворачивал наизнанку, мехом внутрь, вытаскивая на белый свет все его неправильные, мерзкие мыслишки, потаенные страстишки.

Наконец, парень мысленно плюнул, решившись сказать правду. Будь, что будет. Двум смертям не бывать, одной не миновать.

— Теперь я маг, Ваше Величество…

Утренний моцион боярин Вяземский начинал всегда с одного и того же — с чашечки крепкого кофе, приготовленного по особому рецепту. Крепкая обжарка зерен и щепотка корицы давали специфический горький вкус и аромат, что разносился подобно вездесущему духу по всему зданию от первого этажа до самых последних комнат пятиэтажных башенок правого и левого крыльев. Почуяв его, каждый из обитателей поместья замирал и некоторое время старался вести себя тише. Неизвестно какой звук мог потревожить покой патриарха и вызвать его гнев. Ведь это время, не раз повторял он в близком кругу, является самым ценным временем всего дня, так как позволяет взглянуть на все предстоящие и уже прошедшие события совершенно особым, незамутненным и чистым взглядом младенца.

Вот и сейчас высокий старик в старинной ливрее, какие носили слуги более века назад, поднимался по лестнице на второй этаж, откуда коридор вел в личные в покои боярина. В руках он держал серебряный поднос, начищенный до блеска, с сиротливо стоявшей на нем крошечной фарфоровой чашечкой ароматного напитка. Больше на подносе ничего не было: ни сливок, ни молока и тем более сахара. Только кофе.

За десяток шагов до плотно прикрытых дверей до слуги донеслись голоса, что было более чем странно. Было незыблемым правилом, что никто и никогда не смел отвлекать патриарха в это время. Честно говоря, старый слуга, живший при боярине уже шесть десятков лет, не мог даже припомнить такого случая.

— …Не может быть…, - приглушенный более молодой голос напоминал голос старшего сына и наследника боярина. — Мне сказали, что все будет исполнено…

— Что?! Ты смеешь сомневаться в моих словах! Они живы! Это уже крутят с самого утра по визору! — а вот это уже, без всякого сомнения, был голос самого Вяземского.

На двухстворчатых дверях покоев вдруг зазмеились морозные узоры. Причудливые ледяные завитушки быстро перешли на стену, потолок. Начали подбираться к полу. Воздух ощутимо похолодал.

Поднос в руках слуги качнулся. На мгновение страх промелькнул на его лице, но тут же пропал. И теперь даже самый тщательный осмотр со стороны лучшего физиономиста ничего бы не дал. Старик вырос вместе с патриархом и был предан ему до мозга костей. Как он мог сомневаться и боятся своего господина? Он полностью верил ему.

Выпрямился. Спина стала ровной, как строганная доска. Поднял поднос ровно на высоту солнечного сплетения. Ни выше, ни ниже. Затаил дыхание, и сделал шаг к двери, из-за которой распространялся ледяной ужас.

Ледяные наросты, едва не звучавшие камертоном от мороза, уже выросли до внушительных размеров, бугрясь и переплетаясь в причудливые неземные узоры. Подо льдом полностью спряталась старинная бронзовая дверная ручка в виде индийского слона, задравшего хобот.

Перехватив поднос одной рукой, слуга потянулся к ручке. Холод ощущался все сильнее, колко щипля кожу. Казалось, еще немного и бушующий у двери холод скует льдом его руку, а затем и все его тело. В самое последнее мгновение старик испугался по-настоящему. Ведь сейчас он превратиться в ледяную статую. Его просто не станет. Совсем не станет.