Александр Сухов - Ведун [СИ]

Разделкой рыбы я занимался не в одиночку. В этом мне активно помогал кот Сидор. Ну как помогал? Буквально из-под ножа, урча и сверкая глазищами, выхватывал рыбью печень и молоки с икрой. Сожрал столько, что я диву давался. Куда только уместилось? Обожравшись, котяра превратился в шар, прилег рядом с корытцем и жадными глазами следил за каждым кусочком летящей туда требухи.

Разобравшись со всеми страждущими, Василиса Егоровна первым делом покормила меня, да и сама поела. Затем довела на оселке до бритвенной остроты приличных размеров нож.

Сама разделка осетра много времени не заняла. Отточенными движениями старушка вскрыла рыбий живот и вывалила на холстину здоровенные набитые икрой ястыки. Прочие внутренности изъяли и пометили в корыто к требухе, извлеченной из других рыбин. Затем топором порубили осетра на куски. Голову и хвост хозяйка отнесла на кухню поместила в чугун с водой и поставила вариться. Остальную осетрину хорошенько промыли и до поры до времени отнесли в подвал на ледник.

После того, как мы разделались с рыбиной, осталось самое вкусное, на мой взгляд. Осетровая икра, та самая, которую ненавидел штабс-ротмистр Верещагин в фильме «Белое солнце пустыни» и которую я всю сознательную жизнь в той реальности мечтал поесть вволю ложкой, но как-то не срослось — слишком дорогое удовольствие. Теперь моя мечта вполне может осуществиться, надеюсь тарелочку ценного продукта бабушка не пожалеет для «внучка».

Егоровна вытащила из дома огромный бронзовый казан литров на пятьдесят. Интересно, где она его хранила, ибо раньше я его не видел. Взгромоздив посудину на треногу в конце двора подальше от дома и хозяйственных построек, велела мне натаскать свежей родниковой воды. Дело для меня нехитрое, вооружился коромыслом и двумя деревянными ведрами литров на пятнадцать каждое, пару раз сгонял к роднику. Заполнив казан примерно наполовину, остаток слил с бочку, из которой берем воду на повседневные нужды.

Пока возился с водой, Егоровна соорудила костерок под казаном. После закипания высыпала в емкость килограммов пять-шесть соли. Когда соль растворилась совместными усилиями сняли казан с огня, поставили на землю и стали ждать, когда крепкий горячий рассол слегка остынет. За это время я успел еще раза три сбегать за водой, благо родник был неподалеку. А бабуля принесла из избы пару больших кастрюль, небольшой таз, неглубокий черпак с дырками и пяльцы для вышивания диаметром немногим больше горловины кастрюль. В пяльцы заправила шелковую сетку с ячейкой чуть менее сантиметра. Всё это оставила рядом с казаном.

Периодически бабушка измеряла температуру остывающей воды методом опускания пальца. Я с ужасом наблюдал за её манипуляциями, а ей хоть бы хны. Сунет в воду указательный палец, тут же вытащит со словами:

— Не, Андрюшенька, покамест горечеват тузлук.

Наконец температура в казане опустилась до приемлемых значений, и Егоровна подступила к лежащим на полотне ястыкам с икрой. Для этого слишком длинные и тяжелые резала на куски весом примерно по три кило. Два таких куска после тщательной помывки в холодной воде были помещены в казан с крепким соляным рассолом. Далее женщина сжала пальцами правой руки запястье левой и, закрыв глаза, начала отсчет пульса. Разумно, из часов у нас в хозяйстве только ходики с кукушкой в комнате бабули, не тащить же это сокровище во двор. Я ничуть не шучу насчет сокровища, часы даже самые примитивные здесь больших денег стоят. Впрочем, Егоровна и без хронометра вполне управилась. Минут через пять-шесть скомандовала:

— Андрей, хватай черпак, один кусок на сито, второй в кастрюлю с холодной водой кидай. Давай быстрее, иначе сварится.

Я все сделал, как сказала засолочных дел мастер. Затем с интересом наблюдал за тем, как женщина ловкими движениями протирает ястык через сито, освобождая ценный продукт от пленок и жира. На протирку двух порций ушло минут десять. Далее полученную зернистую икру тщательно промыли чистой родниковой водой и откинули для просушки на натянутую на горловину таза шелковую полупрозрачную тряпку. Вскоре получили килограмма четыре готовой зернистой икры. Пленки и жир хозяйственная Егоровна не выбросила, а завернула в чистую тряпицу и отнесла на ледник, мол, для снадобий пригодится. А вот использованный рассол слили на землю безо всякой жалости, несмотря на приличную стоимость соли.

— Икра много дороже, — пояснила хозяйка, — а старым тузлуком её можно испортить.

— Бабушка, откуда у тебя такие познания?

— Дык я с низовий Волги родом. У нас ентого добра видимо-невидимо было. Каженный год отправляли по разным городам России многие тыщи бочек икры, огроменных, не чета нашему бочонку. Батя мой занимался заготовкой, у него и научилась. Правда, давненько энтим делом не занималась, но вроде как сноровку не потеряла.

М-да, настоящее мастерство не пропьешь, не прогуляешь, и Василиса Егоровна это с честью доказала.

Далее процесс заготовки икры повторялся, описанным выше методом. В конечном итоге двадцать пять или тридцать кило ценнейшего зернистого продукта оказались в тщательно пропаренном дубовом бочонке, закупорены крышкой и помещены в подвал.

Вроде бы особо не перетрудился. Воды и дров натаскать и еще всяко по мелочи сделать — не велика работа. Но к концу рыбьей эпопеи изрядно умаялся. Скинул заляпанную кровью, чешуей и еще какими-то ошметками одежку, наспех ополоснулся у бочки с дождевой водой и, еле-еле передвигая ногами, побрел укладываться в люлю. Даже охота зачерпнуть ложкой из стоящего на столе чугунка с икрой куда-то улетучилась. Спать, спать и только спать!

И в светлицу входит царь,

Стороны той государь.

А.С. Пушкин

Яромир Афанасьевич Шуйский, мужчина хоть и на восьмом десятке, но еще достаточно крепкий, чтобы крепко держать в руках бразды правления огромным родовым наследием подведомственного ему клана, вышел из дверей персонального вагона класса «люкс» и ступил на перрон Южного вокзала Суздаля. Был он человеком рослым сухощавым. Внешность имел весьма примечательную, благородную. Седые слегка вьющиеся волосы до плеч, проницательный взгляд серых глубоко посаженных глаз, высокий лоб, нос с легкой горбинкой, щетка седых усов над узкими губами, четко очерченный массивный квадратный подбородок. Если бы не частая сеть морщин ла лице и шее, а также обильные возрастные пигментные пятна, ему можно было бы дать не более пятидесяти лет.

Одет в отлично сидящий на его фигуре гражданский костюм темного цвета пошитый из дорогой английской ткани. Белоснежная рубаха со стоячим воротником. Однотонный не широкий и не узкий галстук под цвет костюма. Обут в черные лакированные туфли. На голове цилиндр черного цвета, делавший его и без того высокую фигуру еще выше. Руки в черных лайковых перчатках, в правой стильная трость, исполнявшая, скорее, роль статусного предмета, хоть использовалась в качестве опоры при ходьбе. Столь акцентированный консерватизм в одежде свойственен скорее какому-нибудь английскому лорду, нежели человеку сугубо русскому, каким себя считал боярин Шуйский.