Владимир Мясоедов - Лекарства Фронтира. [СИ]

Работа сборщика налогов испокон веков несла в себе определенную долю неожиданностей, риска и общественного презрения. Мало кому понравится, когда у него откровенно отнимают деньги или же придирчиво проверяют, все ли положенные выплаты он по доброй воле совершил полностью и целиком и нельзя ли взять с него еще немного больше. Однако нелюбовь изрядной части населения компенсировалась высокой заработной платой и благорасположением высших слоев общества, в пользу которых собственно налоги и собирали. Ибо если платить подобным служащим жалкие гроши — велик риск однажды больше не увидеть как их самих, так и собранной ими денежной массы. Или годами нести убытки, поскольку взамен на небольшую взятку сборщики налогов «не заметят» куда как больший капитал, избегнувший карманов их высокого начальства. Потому-то из века в век при любом государственном строе представители данной профессии были обласканы теми, кто держал власть, а желающие влиться в их ряды не переводились ну никак, не страшась ни косых взглядов, ни необходимости быть готовыми к противостоянию с жадными до собранных воедино богатств воришками или народом, не желающим расставаться с честно заработанными монетами. Последнее было особенно актуально в том случае, если изымались и не деньги как таковые, а скорее уж средства производства или жизненно необходимые запасы, без которых под вопросом может оказаться не просто процветание, а само выживание. Не так уж и редко в мировой истории случалось перераспределение ценностей, после которого заплатившие слишком высокие налоги субъекты либо долго мучились на своем жизненном пути, либо спали спокойно в своих могилах. И не так уж и редко в мировой истории сборщики налогов начинали сомневаться в правильности выбора своей профессии и испытывать серьезные моральные терзания, несмотря на все сопутствующие ей преимущества…Особенно искренними эти их эмоции как правило оказывались в предсмертные мгновения. Или те, которые могут вот-вот стать таковыми.

— Я ведь этого урода ушастого на всю жизнь запомнил, — мрачный бас, раздающийся откуда-то из глухого металлического шлема с прорезями для глаз, ни капельки не радовал младшего инспектора Тавлеева, на пути к выполнению своих профессиональных обязанностей столкнувшегося с рядом неожиданных проблем. Еще больше сотрудник министерства налогов и сборов огорчался лицезрению сунутой ему прямо под нос двустволки, в каждое дуло которой мог пролезть его, инспектора, кулак. Седеющий чиновник, числящийся одаренным первого ранга за умение с грехом пополам зажечь свечу после пяти минут ритуальных плясок вокруг неё, очень хотел в что-то сказать в свое оправдание. Но не мог, поскольку зубы его беспрестанно отбивали друг об друга чечетку. — Он с хутора моего пять лет назад последнюю корову увел. Мол, за старую недоимку. Хотя годом раньше эта же лопоухая скотина все положенные подати с нас взяла, да еще и дополнительно двух кабанчиков затребовала, чтобы охраняющий его десяток солдат накормить.

Окружающие на выяснение отношений между старыми знакомыми, у каждого из которых имелась своя группа поддержки, посматривали с большим интересом, но близко старались не подходить. Во-первых, чтобы не оказаться втянутыми в чужой конфликт и не попасть под случайный удар или шальную пулю. А во-вторых, поскольку у них и свои дела имелись. Едва заметно покачивающийся у пристани на речных волнах небольшой пароход во множестве покидали иные пассажиры, которые провели на суденышке много дней и теперь спешили как можно скорее размять ноги. Большую их часть уже встречали, и воздух полнился радостным гомоном давно не видевших друг друга людей. Медленно полз на восьми коротких лапках по направлению к кораблю небольшой грузовой кран, при каждом свое шаге посвистывающий парящим паропроводом. Из-за того, кому первому он будет выгружать большие ящики с разнообразными припасами, уже разгорелся небольшой спор среди прибывших в данный населенный пункт мелких купчишек. Часовые на парочке вышек скрылись за бронированными щитами, откуда сквозь щели бойниц торчали лишь стволы тяжелых пищалей, готовых в случае чего прикрыть потоками крупной картечи отряд городской стражи, вступивший в конфликт с нежданными посетителями в виде налоговых инспекторов. Медленно-медленно шевелила вдалеке стволом вздымающаяся над стенами артиллерийская башня, перенося прицел с парохода, на чуть отдалившуюся от него группу вооруженных личностей, вступивших в какую-то конфронтацию с защитниками поселения. А вот три её товарки, также прикрывающие данное направление, оставались неподвижными. То ли потому, что масштаб происшествия для совокупной мощи такого количество орудий оказался маловат, то ли из-за окутывающих их строительных лесов, по которым во множестве кто-то лазил.

— Господа! Это всё какая-то чудовищная ошибка! — Начальник Тавлеева, инспектор министерства налогов и сборов Артемий Попов слегка дернулся, явно желая эмоционально всплеснуть руками, но сразу же передумал. Не то боялся выстрела в лицо из массивного револьвера, почти упирающегося в лоб, ни капельки не прикрытый щегольской синей треуголкой, не то, несмотря на кольчужный горжет, опасался порезаться об сунутое к самому горлу лезвие восточного вида алебарды, смахивающей на привязанный к посоху меч. Скорее все-таки последнее, ведь край явно зачарованной железяки очень многообещающее исходил темным туманом, выдавая крайне мерзопакостную природу чар, слитых с металлом. — Ну, посмотрите повнимательнее на моего помощника! Вот как он мог чего-то у вас отобрать?! Это же было бы похоже на зайца, который медведя из берлоги выживает!

Окружающие невольно посмотрели на младшего инспектора. Затем синхронно перевели взгляд на стражника, готового снести голову сотруднику министерства налогов и сборов хоть прямо здесь…И сравнение оказалось явно не в пользу государственного служащего. Да, несмотря на седину, он был рослым и физически крепким мужчиной, чье бледное как мел лицо, самой примечательной деталью которого являлись большие и местами рваные уши-лопухи, несло на себе следы былых ран в виде дюжины плохо залеченных шрамов. Но оппонент возвышался над ним на две головы, имел большую ширину плеч и двигался с грацией, подошедшей бы голодному тигру. Тавлеев нес на себе бронированный форменный мундир, вполне способный при удаче остановить обычную пулю или удар крестьянских вил. Однако латы его врага смотрелись куда внушительнее и судя по многочисленным следам на несколько покарябанном металле, они десятки раз с успехом справлялись и с выстрелами вражеского оружия, и с клинками, и даже с чьими-то когтями. На поясе сборщика налогов болтался кинжал, а за спиной висело ружье. Вот только совсем не такое большое, как то, которым ему в лицо тыкали. Да и самурайская катана, пока еще покоящаяся в деревянных лакированных ножнах жертвы налогового произвола, выглядела явно куда более серьезным аргументом в бою, чем какой-то нож-переросток, ведь японские рыцари-маги могли экономить на чем угодно, но только не на своем оружии. И добровольно с ним никогда бы не расстались.