Андрей Кокоулин - Мастер осенних листьев [litres]

– Эльга.

Унисса кашлянула в прижатый к губам кулак.

– Эльга Галкава. С сегодняшнего дня ты отправляешься по вейларам, городам и наделам Края молодым самостоятельным мастером. Вот письма.

Мастер выложила несколько свернутых в трубку листов.

– Это мое поручительство, оно понадобится на первых порах, и письма к титору Гельмиху Астараго и энгавру Розато. Вот пять двойных эринов.

Монеты в тощем мешочке звякнули о столешницу.

– Мастер Ма…

– Помолчи, – сказала Унисса. – Сарвиссиан отвезет тебя на север, далеко на север. Сначала – вейлар Амин, дальше – Меена и Готтурн с поворотом уже на восход. Там давно не было мастеров листьев. Я, наверное, не ходила туда года четыре. Изучай людей, набивай букеты, совершенствуйся. Заходи к титорам и кафаликсам, тебя примут, если будет дело. К середине зимы я буду ждать тебя здесь.

– А вы?

– А я прогуляюсь по западным землям, по приграничью. Хочется посмотреть, как там. Если что, листья расскажут тебе, где я и что со мной. И вот…

Унисса протянула ученице новый сак, сшитый из крепкого полотна, с широкой лямкой и рядом кармашков посередине.

– Это от меня. Заселишь сама.

– Мастер Мару!

Эльга обогнула стол. Несколько мгновений она смотрела Униссе в светлые, улыбающиеся глаза, а потом прижалась к ней, пахнущей строгостью и солнцем, обняла вместе с новым саком, который смялся в неудобную, давящую на живот складку.

– Мастер Мару.

Эльга заплакала.

– Что ты, дурочка? – спросила Унисса, гладя ее вздрагивающие плечи.

– Я не знаю, – выдавила Эльга сквозь всхлипывания.

– Эх ты, мастер.

– Ну какой я мастер?

– Молодой и глупый. Все. – Унисса отстранила ученицу. – Чего рыдать-то? Радуйся. И вообще, Сарвиссиан тебя ждет.

Эльга шмыгнула носом.

– Ну и имечко.

– Ладно, – улыбнулась Унисса, – беги одевайся. Одеял я тебе собрала. Не замерзнешь, если что. В гостиницах, на постоялых дворах можешь смело ночевать.

– А почему так быстро?

Унисса посмотрела на ученицу в мокром белом плате, застывшую на ступеньке лестницы.

– Потому что проблеск, – сказала она. – И времени тебе терять никак нельзя. Необходимо расти. Работать, работать и работать.

– Без вас?

– Именно что без меня. Я теперь буду тебе помехой. Ты скоро почувствуешь, это как зуд, как плясунья, когда хочется набивать букеты без остановки, а пальцы даже во сне ведут невидимый узор. Мне понадобилось два с половиной года, а тебе, видишь, и десяти месяцев хватило. Ты талантливей меня, девочка.

– Я…

У Эльги перехватило дыхание.

– Беги, – улыбнулась Унисса.

Сборы были короткие.

Самое дорогое – листья. Их Эльга набрала в новый сак из листьевой. Взяла не много, рассуждая, что пополнит мешок в лесах по пути. Два платья, дорожный плащ-накидка, купленный перед дорогой на Гуммин, после Дивьего Камня. Рукав, правда, прохудился в локте. Запасная пара кожаных башмаков.

– Зимой жду тебя, – повторила Унисса.

Она вышла из дома вместе с ученицей, открыла ворота, помогла Эльге закинуть сак в фургон. Сарвиссиан очнулся и почесался.

Месяц цветень дышал солнцем, вздымался прозрачным небесным куполом, пах сладко, медово, рисовал птиц в вышине, лез крапивой в щели забора. Повсюду над городскими крышами вспухала березово-липовая пена.

Эльга забралась в повозку.

– Я за тебя спокойна. – Унисса притянула ее, чмокнула губами в щеку. – Все будет хорошо. Даже не знаю, кто из нас первее станет грандалем.

Эльга рассмеялась, сдерживая слезы.

– Я попробую.

– Жду.

Унисса хлопнула ладонью в дощатый борт. Сарвиссиан кивнул, поправил шляпу с широкими полями и взялся за вожжи.

– Поехали.

Мохноногие лошадки, помахивая хвостами, потянули фургон за ворота. Вот пропали они, вот заскрипели по мощеной улице передние колеса, а вот во дворе остались лишь кривые колеи и несколько коричнево-зеленых «яблок» лошадиного навоза.

Эльга долго смотрела, как в щели между половинками полотняного завеса место дома мастера Криспа занимает стена лекарского прихода, как с поворотом ее заслоняет кирпичная арка, как арку в свою очередь замещает дом с мансардой. Ходила она мимо него или не ходила, уже и не вспомнить.

Фургон катил медленно. Мимо, кажется, шли люди. Гуммин звенел голосами, где-то лаяла собака, что-то хлопало и скрипело. Солнце то пропадало, то яркими треугольниками и линиями проступало на полотне.

Цокали копыта.

Дно фургона было застелено свежей соломой. Эльга дышала ее сухим, сладковатым запахом и тискала тощий новый сак. Осознав вдруг, что старый, собственноручно сшитый сак остался в комнате наверху, она едва не разрыдалась.

И с Рыцеком проститься не довелось – носился где-то по своим кошачьим делам.

– Эй, – приподняв полог, заглянул внутрь Сарвиссиан, – как зовут?

Эльга торопливо мазнула рукавом по глазам.

– Эльга. Эльга Галкава.

У Сарвиссиана было грубое, с резкими морщинами лицо. Крупный нос, вислые усы, строгие глаза под густыми бровями. Внутри него шелестели каштан и сухой тополь, пощелкивал ветвями скрипучий карагач.

– Тогда Эльга, Эльга Галкава, – сказал он, – выползай наружу и садись рядом.

– Зачем?

– Затем, что погода хорошая.

Посчитав, что больше говорить нечего, Сарвиссиан опустил полог. Мол, хочешь – сиди в одиночестве. Как кто? Как дурочка. Помедлив, по тюкам с одеждой и одеялами Эльга перебралась в переднюю часть фургона.

– Ой.

Отразившееся в окнах солнце ослепило.

– Осторожнее. – Сарвиссиан помог ей перекинуть ногу через широкую, подбитую козлиной шкурой скамью. – Села?

– Да.

Эльга вытянула из фургона, зажала между колен сак с листьями. Сарвиссиан покосился, но ничего не сказал. Какое-то время ехали молча.

Гуммин кривил улочки; как листву, рассыпал по тротуарам пешеходов, напирал домами, но скоро сдался, лопнул широкой площадью с помостами у городской стены и проломом между двух башенок.

Северные ворота. Ленивый зевок стражника. Сарвиссиан подстегнул лошадей.

– Так ты мастер, значит? – спросил он.

Они разминулись с телегами, на которых в низких клетках на продажу везли свиней. За телегами торопился десяток путников. Эльге захотелось вдруг остановить время – она поразилась сосредоточенному движению, скупому напряжению лиц, угрюмой усталости ссутуленных плеч.

Набить бы букет.

– Да, – кивнула она Сарвиссиану, отклоняясь и ныряя в фургон за доской, – я мастер. Начинающий.

– У меня младший тоже, – со вздохом сказал извозчик. – Ушел в железные мастера. Говорят, где-то в Кратине их учат.

Вырвавшаяся из тесной городской застройки дорога разродилась ответвлениями-ручейками.

– В Амин же едем? – уточнил Сарвиссиан.

– Да.