Александр Бушков - Нежный взгляд волчицы. Замок без ключа

– Конечно, доеду, – повеселев, кивнула Бади. – Нет никаких страхов, мне просто неуютно в здешнем многолюдстве, вот и все…

– Ну, тогда отдыхай, – сказал Сварог. – Я сейчас распоряжусь.

Он вышел, отдал парочку приказаний тут же подскочившему Баруте и направился к своему месту за ковром. Едва он вновь устроился в позе «вольготно полулежа», Гургата поинтересовался, тщательно пряча эмоции:

– Государь, уж не означает ли все это, что она собирается остаться в нашем мире:

– Именно так, славный тилерн, – сказал Сварог.

– И вы забираете ее к себе?

– Вы хотели бы, чтобы она осталась у вас? – небрежно спросил Сварог.

– Наоборот, – сказал тилерн с промелькнувшим в глазах облегчением. – Возникли бы некоторые… сложности. К ней всегда относились хорошо… но раньше она появлялась очень редко и бывала в нашем мире недолго. А вот останься она у нас навсегда… Обязательно воз никли бы некоторые сложности. Она не таит никакой угрозы, но она – непонятная. А непонятного люди нигде не любят. Ее непременно нужно было бы принять в один из родов, потому что определять в «степные бродяги» вроде бы не за что… Но мне думается, многие не согласились бы. Из-за той самой ее непонятности.

– Никаких сложностей, тилерн, – сказал Сварог. – Я ее забираю в Латерану, так что не будет у вас никакой головной боли…

Яна оглянулась на шатер из золотой парчи с неприкрытым любопытством. Тем самым, извечным женским. Наверняка ей хотелось подольше пообщаться с столь загадочной особой, но приходилось соблюдать этикет, оставаться за ковром.

…Уже смеркалось, и костер пылал ярко. Рядом с ним горели крупные, раскаленные угли, под которыми запекались в глине утки. С точки зрения Сварога, это и была самая приятная часть утиной охоты – дожидаться, когда поспеет дичь. Ну не любил он охотиться на все летающее, что поделать…

Зато Яна, по лицу видно, полулежала у костра в самом прекрасном расположении духа. Чуть поодаль расположились Барута и пятеро его людей. Изредка доносилось тихое пофыркивание – кони паслись совсем неподалеку, в небе уже затеплились первые звезды, и далеко простиралась покойная степная тишина, пахнувшая разными травами, разве что на озере, в полулиге, иногда слышались голоса припозднившихся уток.

И никакого многолюдства, столь неприятного Бади. Это на волков или степных антилоп, диких быков охотятся большими кавалькадами, часто с немаленькими сворами гончаков. А на уток ходят такими вот маленькими группами. Объявись здесь многолюдная охота, утки быстро переполошились бы и подались всем скопом переждать опасное время где-нибудь подальше.

Сварог без всяких мыслей смотрел на пляшущее пламя. К его превеликой радости, охота осталась позади. До сих пор по всему Талару на уток и прочих птиц охотились с луками и стрелами, молчаливо осуждая тех косоруких лентяев, что пользовались ружьями. Это Яна из лука стреляла великолепно, так что ее богатую добычу собирали оба егеря и все четыре собаки, приученные вплавь доставать подбитых уток из воды. Сварог из лука попал бы в лучшем случае в мамонта уардов этак с пятнадцати, не дальше. А в две минуты обзавестись должным умением посредством магии ларов он и не подумал: среди охотников Империи такое считалось неспортивным. Так что он, порой ругаясь под нос, несколько часов бродил по отведенному ему немаленькому участку берега, иногда по колено в воде забираясь в камыши – чтобы было хоть какое-то разнообразие. Пару раз подворачивался случай даже с его неумением подстрелить все же дичину – очень уж близко оказались утки. Но они плавали в камышах, а бить птицу на воде считалось опять-таки неспортивно – только влет. И от егеря, и от собаки он отказался, небрежным тоном пояснив Баруте, что магией подтянет к берегу подбитую утку почище собаки. Барута посмотрел с уважением и не спорил.

Зато в той стороне, куда пошла Яна, то и дело слышалось отчаянное хлопанье крыльев, шум падения в воду сбитой на лету утки, азартный визг собак, всплески, когда они без команды кидались в воду. Королева Хелльстада азартно радовалась жизни – вот и прекрасно, давненько не охотилась, а забаву эту очень любит. Да к тому же последнее время выглядит чуточку осунувшейся, словно усталой – хотя не было никаких серьезных дел и забот, даже мелких…

В конце концов от скуки, ближе к вечеру, Сварог расстрелял весь колчан по ближайшим камышинам – даже один раз ухитрился попасть в коричневую шишку – точности ради, располагавшуюся от него уардах в пяти. Единственный его успех на охоте. Душа прямо-таки возликовала, когда с наступлением сумерек раздался звук охотничьего рога, трубившего охотникам сбор. Будь он не коронованной особой, наверняка был бы встречен шутливыми насмешками, когда вернулся с пустыми руками, но с его величеством, конечно, никто не смел так поступить, все притворились, будто так и надо, разве что Яна не удержалась от быстрого смешливого взгляда. Вспомнив классику, Сварог решил, что непременно ее накажет. Нынче же ночью.

Как и остальные, он уже несколько раз с нетерпением поглядывал на широкий круг рдеющих углей, уже превратившихся в темные комочки с прозрачно-розовой сердцевиной. Яна – самая здесь опытная в утиной охоте, следует признать, – этим не ограничилась: два раза с нескрываемым намеком поглядывала на самого Баруту. Тот оставался невозмутим, притворяясь, будто ничего не замечает вокруг, покуривает себе гнутую трубочку в серебре, глядя в пламя. Здесь не было ничего от пресловутого ратагайского мужского превосходства – скорее уж от кулинарного. Барута с большими на то основаниями считал себя искусным мастером в приготовлении всевозможной охотничьей добычи всеми известными способами – и не любил, когда его торопили, а уж советов не стерпел бы ни от кого на свете.

Так что приятное нетерпение затягивалось. Все было готово – кожаные походные тарелки, бурдючки с вином, мешок со свежевыпеченным хлебом и мешок с пучками разнообразной зелени (среди которой Сварог в свое время с самыми разными смешанными чувствами обнаружил черемшу, в точности такую, как на Земле, – оказалось, ее и в Ратагайской Пуште знатоки хороших мест собирали мешками. С тех пор она прочно прописалась на дворцовой кухне Латеранского дворца). Хорошо еще, что от покоившихся под углями в толстом слое глины утиных тушек не исходило ни малейшего запаха, иначе еще труднее было бы дожидаться, когда глина треснет под ударом обушка заседельного топорика.

Совсем рядом шумно всхрапнула лошадь, и Сварог невольно отпрянул в сторону костра. На него надвинулась высокая темная тень, но не наступила, конечно, осталась совсем рядом. Кони – и заводной, нагруженный добычей Яны – сбились в тесную кучку, вздрагивая всем телом, так и теснясь поближе к людям, порой ржали жалобно и тоненько, как жеребята, очень испуганные жеребята…