Рошани Чокши - Бронзовые звери [litres]

– Я… я не могу, – сказал он.

Северин собрал в кулак остатки сил и, приняв Лайлу из рук Гипноса, прижал ее к себе. Даже сейчас, когда мир рушился вокруг них, она по-прежнему пахла сахаром и розовой водой. Он взвалил ее на плечо, придерживая одной рукой за спину.

Внезапно до него снова донесся голос матери:

Иди вперед, любимый, разве ты не хочешь узнать конец истории?

Северин пополз, с трудом переставляя руки, волоча тело по грубо обтесанным ступеням. Энрике вдруг вскрикнул, соскальзывая вниз. Одной рукой Северин схватил Энрике за запястье, пытаясь затащить наверх, хотя его плечо сковала боль и что-то горячее и влажное хлынуло по его груди.

– Я держу тебя, – воскликнул Северин.

Защищаю тебя, – подумал он.

Гипнос подскочил к ним с другой стороны, схватив Энрике за руку. Вместе они вытянули его.

– Этот портал, – произнес Энрике. – Где он? Все эти штуки нас убьют…

– Сияние все ярче, значит, портал совсем близко, – ответила Зофья.

Северин поднял глаза. Шагах в двадцати от него воздух над самой верхней ступенькой мерцал от света. В следующее мгновение огромные кулаки автоматона обрушились на ступени рядом с ней. Зофья упала на бок. Теперь автоматоны оказались совсем близко, снова поднимая руки. Северин обернулся. Кровь залила каменные ступени. Руслана нигде не было видно.

Северин уставился на сверкающие руки автоматонов, их склоненные к ним головы.

Зофья подняла окровавленное лицо, ее голубые глаза сделались безумными, когда она взглянула на Северина.

– Они собираются разрушить портал.

Северин замер. На мгновение он представил, что произойдет. Теперь он понимал, почему те, кто построил этот храм, надежно спрятали его душу. Если портал будет уничтожен, уже невозможно будет сыграть на лире. И останется последняя возможность, как остановить автоматонов…

И она в его руках.

Он каким-то необъяснимым образом осознавал истину.

Как только он сыграет на лире, все Сотворенное погибнет. Автоматоны остановятся.

И Лайла умрет.

Лайла зашевелилась. Он опустил ее на землю, не обращая внимания на деревья, обрушивавшиеся на каменные ступени. Странный пар, окружавший храм, наползал со всех сторон, как смертоносный туман, окутанные его пеленой автоматоны снова медленно начали опускать кулаки. Лайла взглянула на него, в ее черных, как у лебедя, глазах он увидел непокорный блеск. Она облизала черные от крови губы и улыбнулась.

– Ты знаешь, что надо делать, – сказала она.

– Лайла, прошу не заставляй меня так поступать.

– Маджнун, – произнесла она.

Сколько раз он мечтал о том, чтобы она снова назвала его этим именем? Но только не так.

Лайла взяла его за руку. Ее кожа стала ледяной. Он опустил глаза. Гранатовый перстень исчез, потерявшись среди каменных обломков храма. Ступени снова задрожали. Лайла коснулась его щеки, и он зажмурился.

– Я еще не покончила с этим миром, – сказала Лайла.

Нежность захлестнула его, и Северин не сразу понял, что происходит, пока не стало слишком поздно.

Лайла держала его за руку, а в следующий момент резко поднесла его ладонь к струнам божественной лиры. Северин вздрогнул, ощутив кончиками пальцев блестящие твердые струны.

И мир вдруг стих.

Лайла вдруг поняла, что умирать совсем не так сложно, как это могло показаться. Она помнила боль, пронзившую ее, когда Северин в последний раз прикоснулся к инструменту. Тогда она ощутила, как смерть сдавила ее грудь, словно желая вывернуть ее кости и вытряхнуть душу.

Но на этот раз она не ощутила боли.

Возможно, она уже оказалась за гранью страданий.

– Лайла, прошу, не закрывай глаза. Мы просто должны добраться до вершины, и все изменится.

Лайла приоткрыла глаза.

Над ее головой шумели деревья, и если бы не жесткие, вибрирующие ступени и вид огромной бронзовой ладони, нависшей над ними, она могла бы представить, что лежит в парке на траве. Когда она в последний раз была в парке?

Она вспомнила пикник, притаившегося в корзине Голиафа, вопли Энрике и голос Тристана, уверявшего их, что тарантулы обожают сыр бри и потому Голиаф захотел попробовать кусочек. Она вспомнила, как все рассмеялись. Ей бы хотелось снова устроить пикник.

Лайла почувствовала, как кто-то перекинул ее через плечо. Гипнос, догадалась она. Гипнос тащил ее вверх по ступеням.

– Продолжай играть! – крикнул Энрике.

– Но тогда она умрет, – ответил Северин.

– Но если ты перестанешь, она не выживет, – огрызнулась Зофья.

Лайла закрыла глаза. Свет струился сквозь нее. Она чувствовала, как воспоминания поднимались, словно освобождаясь от нее, и с каждым мгновением часть ее души осыпалась, словно утес, постепенно сползающий в море.

Вот воспоминание о том, как мать привязывала к ее лодыжкам колокольчики гунгру , обучая танцу. Колокольчики пахли кровью и напоминали золото, и когда они зазвенели в ее сердце, Лайла услышала голос матери: Я научу тебя, как танцевать историю богов.

Что-то надавило на ее лицо. Мозолистый палец приподнимал ее веки. Она увидела перед собой перемазанное сажей лицо Энрике.

– Нельзя закрывать глаза! Мы почти на месте!

Лайла старалась. По крайней мере, ей так казалось. Она по-прежнему различала перед собой фигуру Северина, хромающую вверх по ступеням. Окровавленной рукой он сжимал лиру, губы застыли в мрачном и решительном изгибе.

Гипнос резко развернул ее, когда бронзовые кулаки обрушились на ступени, бронзовые пальцы слегка дернулись. Зофья и Энрике метнулись вперед, разбрасывая в разные стороны груды каменных обломков. Медальон Теската теперь напоминал крошечное солнце.

– Еще шаг, и мы перейдем на ту сторону, – воскликнула Зофья, поднимая ногу.

– Стойте! Надо убедиться, что это не ловушка, – закричал Северин.

Гипнос с трудом перевел дух, снова вскидывая Лайлу на плечо, и она не смогла увидеть, что происходит. Она успела лишь заметить тонкую полоску голубого света на сияющих ступенях, обещание иного мира. Ее сознание ускользало.

Перед глазами пронеслось новое воспоминание. Вот она впервые оказалась на кухне в Эдеме, смешивая ингредиенты для пирога, ее руки присыпаны мукой и сахаром. Вокруг разливается прекрасное безмолвие предметов без памяти: бледная яичная скорлупа, горсть белого сахара, кусочки ванили в стеклянном мерном стаканчике.

Лайла вспомнила голод. Не болезненное сосущее ощущение в желудке, но что-то другое: у нее текли слюнки при виде медленно поднимающегося пирога, вода для чая кипит в чайнике, голоса друзей за дверью. Словно обещание, что голодная пустота скоро будет заполнена. Она соскучилась по этому голоду.

– Лайла!

Открыв глаза, она увидела, как Руслан и Северин борются на ступенях. Голубой свет разливался за ее веками, и голоса прорывались сквозь ее мысли.