Александра Лисина - Наблюдатель [СИ]

Когда же мы таким макаром зачистили первое дерево, в мою (временам не слишком умную, надо признать) голову внезапно пришла и другая мысль.

А зачем нам с улишшами самим лупить некко по головам?

Есть ведь способ попроще.

Я, правда, только сейчас об этом подумал. Но если барьер теперь настолько послушен… если он по моему желанию способен менять структуру и свойства… если он до такой степени подвижен, что даже порталы позволяет открывать в любом месте и в любое время, какое заблагорассудится… так какого же черта я не использую его возможности в полной мере? Что мешает мне не просто стягивать некко вниз, но и приоткрывать перед ними барьер? Ненадолго. Всего на долю тины. Ведь, если мертвые души не переносят воздух нашего мира, то, если я позволю им этот самый воздух вдохнуть, им наверняка не понравится!

Посетовав на собственную недогадливость, я провел пробный эксперимент и, прямо в воздухе вытолкнув одну из тварей с изнанки, довольно рыкнул, когда она в мгновение ока обратилась в пыль.

Вот же я тормоз… если бы до меня раньше дошло, что это так просто, сколько бы времени я сэкономил в Сиулье? А здесь? Буквально сутки назад?

Эх, все мы крепки задним умом. Хорошо хоть, все-таки сообразил.

А ну-ка, братцы, расступитесь. Щас я тут подправлю нарушенную экологию…

Не все, конечно, удалось с первого раза. Срывать барьер сразу со всего дерева было неудобно и до крайности энергозатратно. Но после полу-рина всевозможных экспериментов я все же наловчился приоткрывать барьер точечно, ненадолго и прямо возле морд ничего не подозревающих тварей.

Всего один миг, короткий визг, хлопок, и незадачливые некко просто лопались, разбрасывая вокруг себя хлопья серого пепла. Когда по одной-две, когда по три-четыре, но я с мстительной радостью перебил их всех, оставив на долю Первого всего несколько штук, чтобы улишши могли перекусить.

Остальную поляну я вычистил всю и даже по округе пробежался, пробуя новый способ борьбы с тварями. А когда время перевалило за полночь, с сожалением был вынужден вернуться к порталу, потому что весь лес очистить за одну и даже за десяток ночей было нереально, а отдыхать нужно даже мне. Но это не страшно. Времени вполне достаточно и на лес, и на то, чтобы добраться до старого лагеря, и даже на охоту за сокровищами, если тут таковые найдутся.

«Пусть Первый проследит, как поведут себя твари и сколько из них рискнет сюда снова сунуться, — велел я, прежде чем нырнуть в портал. — Я хочу знать, насколько они разумны. И сколько времени им понадобится, что опять заполонить все вокруг».

А когда Ули заверил, что вся необходимая информация будет к утру, вернулся к себе, разбросал по комнате несколько амулетов-поглотителей, чтобы подправили фон после использования портала. После чего сменил матрицу. Наскоро умылся. Избавился от улик. И с чистой совестью завалился спать, смутно почувствовав, как Изя в последний момент опять подсунул мне под бок тихонько сопящую Мерзость, а неслышно подкравшаяся Пакость с удовлетворенным вздохом устраивает гнездо в моих растрепанных волосах.

Поутру меня, как и следовало ожидать, снова встретили два «сюрприза». А именно большая желтая лужа и скромно отложенная в уголке кучка, при виде которой я наморщил нос. Однако разбудил меня вовсе не запах. Причиной стал приглушенный шум и яростная возня, которую затеяли мои кошки.

Судя по всему, когда Мерзость проснулась и завозилась со вполне определенными намерениями, Изя, не став меня будить, аккуратно спустил нурру на пол, чтобы та сделала свое грязное дело там, а не на постели. Одновременно с ней или вскоре после нее из своего гнезда выбралась Пакость. И вот когда Мерзость впервые ее увидела, надо думать, что для нее это было неожиданно.

Судя по прибавившимся царапинам на полу и несколько встрепанному виду кошек, если не подраться, пока я дрых, то хотя бы поссориться они успели. Теперь же Пакость сидела на столе, яростно шипя и время от времени шлепая когтистой лапой по столешнице, не пуская конкурентку. Тогда как Мерзость, повиснув на самом краю, упрямо пыталась взобраться наверх и при этом так же яростно огрызалась.

Как она вообще сумела туда забраться — вопрос отдельный. Но если верить глубоким царапинам на ножке стула и на деревянном сиденье, мелкая нурра все-таки додумалась использовать подручные средства. А взобравшись на стул, она, вероятно, даже решилась прыгнуть, но не дотянулась до столешницы совсем чуть-чуть и теперь всеми силами пыталась не сорваться.

С учетом того, что чуть более суток назад она едва держалась на разъезжающихся лапах, а сегодня уже научилась прыгать, это было, по меньшей мере, странно. К тому же сегодня она выглядела вполне оформившейся. Той детской неуклюжести, что свойственна всем новорожденным, не было и в помине. Ее движения стали вполне осмысленными и на редкость точными. Уворачивалась от ударов она тоже вполне профессионально. А уж шипела в ответ ничуть не тише. И вообще, казалось, что ей уже пара месяцев отроду, а не пара дней.

Я, конечно, не специалист, но даже для нурров столь стремительное взросление выглядело подозрительно. Впрочем, других изменений в кошке я не заметил, поэтому зевнул, кое-как пригладил топорщащиеся на затылке волосы и потопал в уборную, по дороге успев подхватить сорвавшуюся-таки Мерзость и буркнув истошно мяукнувшей нурре прямо в морду:

— Цыц!

Шлепнувшись на стул, Мерзость озадаченно замолчала, однако когда я окунул голову в бочку и, отфыркиваясь, принялся ожесточенно растирать лицо, у меня в ногах завозилось что-то живое. Но поскольку внимания я на это не обратил, то это «что-то», обиженно вякнув, нашло другой способ до меня добраться. И, ловко цепляясь отросшими коготками, на удивление быстро вскарабкалось вверх по бочке. Кое-как устроившись на краю, снова мявкнуло. На этот раз — требовательно. После чего упрямая малявка попыталась дотянуться до меня лапой. Но не удержала равновесие и с шумом плюхнулась в воду, обрызгав и меня, и стены, и брошенное рядом полотенце заодно.

Хорошо еще не утопла, дура мелкая. Изя вовремя ее оттуда вытащил и бережно опустил на пол, где она так и болталась у меня под ногами все то время, пока я приводил себя в порядок. И в комнату следом прибежала, так и норовя взобраться прямо по ноге.

В конце концов мне это надоело, поэтому, когда малявка действительно вознамерилась вонзить в меня когти, я наклонился, частично сменил матрицу и, отрастив нуррячью морду, клацнул зубами прямо у нее перед носом.

Мерзость от испуга аж икнула, отпрянула. После чего со страху напрудила на полу еще одну лужу и с позором сбежала, спрятавшись за ножкой кровати и вытаращив на меня оттуда свои желтые глазищи.