Марина Беляева - Феи Гант-Дорвенского леса

Гигантское человеческое лицо Паучьего Короля было прилеплено к телу, как маска, и не имело ни шеи, ни волос. Оно безобразно морщилось и выглядело безобразно старым — или, напротив, совсем младенческим. Чтобы не смотреть на него, Тилли опустила взгляд, и тут же её кожа покрылась крупными мурашками: ох, зря она это сделала.

У мохнатых крупных лап паука стояли фир-дарриги и спригганы: их было совсем немного, и каждого из них Тилли могла узнать в лицо — вот курящий трубку Рифмач, вот каменный спригган, похожий на уродливую глыбу с глазами, вот старый фир-дарриги с зелеными чулками… А вот и огненный спригган с вращающимися глазами — какие же они жуткие! Все эти феи стояли вокруг Паучьего Короля и не двигались, а тот, склонившись к ним на длинных лапах, ласково успокаивал каждого, и лицо его, похожее на белоснежную урождивую маску, кривилось.

— Рифмач, я столько раз просил тебя и твоих братьев не ругаться на Огонька!.. Ну сколько можно вам повторять? Если уж решили дразниться, так хотя бы доводите дело до конца! Огонёк, твои братья убили Запевалу. Это, конечно же, плохо; но не так плохо, как то, что вы решили отнять добычу у фир-дарригов. Разве кто-нибудь ещё так делает, Огонёк? Разве можно отнимать законную добычу? Тебе должно быть очень стыдно, Огонёк, ведь это ты в ответе за своих братьев.

— Ты говоришь прямо как мамочка, — неожиданно произнесла Тилли. Все феи, стоявшие на поляне, посмотрели в её сторону, а она не испытывала ни стыда, ни страха, как будто и в самом деле находилась во сне. — Твои дети хотели убить меня, Паучий Король, а ведь ты говорил о том, что меня стоит только поймать!

В лесу повисло молчание. Не шевелились ни травинка, ни листочек на дереве, ни даже ночные твари, вроде тех же червей или фочанов. Тилли чувствовала себя храброй — впрочем, так оно бывало всегда, когда ей что-либо снилось: она не знала, происходит ли это с ней на самом деле или нет. Лес постепенно менял свою форму, и деревья, всего мгновение назад казавшиеся непреодолимыми и гигантскими, уже не впечатляли своими размерами и мертвенностью коры. Даже уродливый Паучий Король не пугал её так, как прежде: спокойствие поселилось в душе Тилли. Она внимательно и прямо смотрела на Паучьего Короля, подходившего к ней всё ближе… и ближе… и ближе…

— Это из-за неё вы подрались друг с другом? — Ноги Тилли оторвались от земли: лапы-руки обхватили девочку за талию и подняли вверх, однако она чувствовала лишь легкость в своём теле и не обращала внимания на лапы Короля. — Это она стала причиной ваших раздоров, дети?

— Вообще-то нет, — кашлянул Рифмач, но огненный спригган его тут же перебил. Вращая своими жуткими глазами, он начал речь:

— Да, это она стала причиной наших раздоров. Фир-дарриги нашли её первой, но, отец, ты же знаешь, как наш народ ненавидит эту девчонку! Запевала лишь дразнил нас, и он не должен был этого делать. Отец, я действительно виновен перед тобой, но разве кто-нибудь поступил бы иначе? Когда эта девка отняла у нас младенца! Мы лишились такого чудесного мальчика! Отец, из-за неё мы не можем продолжить свой род: нам придётся искать других детей, а ты же знаешь, как в этом городе мало детей. Там всего-то несколько беременных женщин! Запевала нас начал дразнить, и мы не сдержались: я прошу прощения у Рифмача, что я убил его брата, но это вышло не просто так, о, отец!

«Да уж, говорит он, как соловей, — с раздражением думала Тилли: ощущение сна, преследовавшее её с самого начала, становилось лишь только сильней. — Вот дурачина-то! Как будто это я виновата в их драках, ага. Вечно всё на меня сваливают. И что, они ещё кого-то убили? Это хорошо, хоть какими-то уродами будет меньше».

С такими мыслями девочка слушала сладкую речь огненного сприггана; зато Паучий Король казался очень внимательным. Гигантское лицо вытянуло толстые красные губы в трубочку, и Тилли показалось, что в этот момент Паучий Король похож на богатую примадонну — они ведь делают точно так же!.. И эти тонкие брови, выписывающие невероятную для человеческого лица дугу — ну прямо как почтенные тетушки, удивленные, что дети, оказываются, знают все-все-все матерные ругательства рабочих с фабрики. Это так весело!.. Особенно то, что она висит практически в воздухе, и может дрыгать ногами, как маленькая девочка. Это было куда веселее, чем слушать бешеноглазого огненного сприггана, наверняка врущего своему повелителю о том, что произошло…

В конце концов, это же просто сон. Эти чувства, которые переполняют её сейчас… такое бывает только во сне. Нет ни страха за свою или чужую жизнь, ни ужаса, ни брезгливости, только веселье и спокойствие. А, значит, можно не переживать: всё в порядке.

— Я выслушал тебя, Огонёк, — заговорил неожиданно Паучий Король, и Тилли прислушалась: кажется, эта часть сна должна быть ужасно интересной. — Виновата эта девчонка, и ты, если, конечно, желаешь моего расположения, должен извиниться перед Рифмачом за смерть Запевалы. Я надеюсь, что на этом ваши споры и ссоры в дальнейшем прекратятся, и вы больше не будете мешать друг другу. Право же, Рифмач, тебе стоит простить Огонька и его братьев: ты же знаешь, как сильно эта девочка помешала им продолжить свой род.

Рифмач задумался, и дым из его трубки начал выходить чуть реже. Тилли с восторгом наблюдала за тем, как кольца касаются самого края осенних листьев, а затем рассыпаются на множество маленьких-маленьких точек: как будто бы браслет прекрасной девушки развалился на множество бусин — раз-два-три-четыре, уууу… Слишком много, чтобы было возможным сосчитать.

— Да, отец, пожалуй, ты прав, — нехотя признал он, и спригганы активно зашевелились. — Но с ней было довольно весело. Ты же знаешь мой народ, мы ценим любую смешную шутку.

— Что же, — голос Паучьего Короля липкой вязью обволакивал сознание Тилли: она слушала его так внимательно, как никогда не слушала даже свою мать. — Я могу предложить вам настоящее веселье… если только ты и твои братья помирятся с Огоньком, конечно.

«Веселье? — думала Тилли. — Что за веселье? Должно быть, Паучий Король придумал по-настоящему смешную шутку. А что он придумал? Я не знаю. Сейчас услышу».

Мысли девочки разбегались в разные стороны, а ей, легкой и весёлой, было сложно сосредоточиться даже на разговоре фей. Такое ощущение появлялось у неё нечасто, лишь тогда, когда ей снились хорошие сны с каким-нибудь безумным сюжетом. А разве то, что происходит с ней, не безумно? Конечно, безумно. Но так увлекательно!

— Назови имя, девочка. Назови чьё-нибудь имя.

Имя? Об этом стоило подумать. Навскидку Тилли не приходили никакие имена, ни мужские, ни женские. Ей было просто хорошо, да и, к тому же, её наконец поставили на землю. Почему-то босые ноги Тилли (чему тут удивляться, это же сон!) утопали в толстом и мягком мху, а вокруг её волос сверкали золотые искорки. Быть может, это тоже феи, только маленькие-маленькие, крошечные, не больше мушиной головки. Да, это они и есть — вон выползают из толстой коры огромных, заслоняющих собой небо деревьев…