Марина Эльденберт - Парящая для дракона. Обрести крылья [litres]

– Я подарю тебе новую.

– Мне и в этой хорошо.

Не знаю, сколько мы так сидели. Возможно, час или два, пока к нам не постучались Арден с ассистентами. Они взяли у меня анализы, замерили показатели, и Торн наконец-то отпустил меня в душ. Отпустил весьма относительно: он меня туда отнес, а потом, дождавшись, пока я завернусь в халат и полотенце, отнес в палату.

Последнее, что я видела, когда Арден наклеивал мне пластинку снотворного, это улыбку Торна. Последнее, что услышала:

– Я буду рядом.

Он действительно был рядом, когда я просыпалась и когда засыпала. Мы вместе ели, хотя кормили меня очень помалу – я слишком долго была без сознания, и мне нужно было заново привыкать не только к тому, как самостоятельно двигаться, но и к еде, и даже к воде. Торн понемногу рассказывал о том, что произошло в мире. Очень понемногу, крайне дозированно.

О том, что города не пострадали – я успела прервать атаку через нейросеть раньше.

О том, что Бен жив, а его отчим предстанет перед судом Мирового сообщества. О том, что он хотел стать спасителем мира и все стрелки по нейросети и бесчеловечной атаке перевести на Бена, как однажды сделал с его отцом. О том, что Кроунгард Эстфардхар получал кровь драконов от других. О том, что он использовал Лодингера, потому что имел дела с его отцом и подумал, что горящий ненавистью к иртханам Микас – отличное оружие. В точности так же, как я.

Как и сказал Бен, Кроунгард действительно все делал чужими руками. Даже кровь глубоководного, которую правительство Ферверна добывало для экспериментов, впоследствии избавившись и от дракона, которому не повезло, и от агентов спецслужб, которые этим занимались, он получил через свои каналы. Впоследствии именно это синтезированное пламя он протестировал на Лодингере.

Впрочем, о Лодингере мы поговорили один раз и вскользь, и то исключительно потому, что я пообещала, что не отстану. Торн старался по возможности избегать острых тем.

В основном мы вместе рассматривали снимки Льдинки и говорили о ней. Раньше я даже представить не могла, что этот мужчина может смотреть на монитор УЗИ с таким выражением лица – крайне сосредоточенно, внимательно и в то же время с совершенно несвойственной ему нежностью. То, что у нас Льдинка, теперь уже установленный факт, поэтому, пока Арден отказывался отпускать меня из центра, мы обсуждали, что ей понадобится уже в самом скором времени.

Распашонки. Пинетки. Крохотные носочки. Платьица.

Я просто не представляла, что существует столько всего красивого для малышей! Одних моделей кроваток я, наверное, пересмотрела штук пятьсот, а потом Торн забрал у меня ноутбук и сказал, что у меня покраснели глаза. Если честно, они действительно покраснели, и я даже не догадывалась, от слез или от пересмотренных кроваток.

Благодаря гибернации и терапии Ардена восстанавливалась я быстро. Много спала. Четыре раза в день ходила на процедуры.

Так продолжалось около недели, и, несмотря на мои просьбы, Арден никого, кроме Торна, ко мне не пускал. Он говорил, что после случившегося лишние эмоции мне точно ни к чему и что мое пламя нестабильно. И вот сегодня наконец-то сказал хоть что-то другое!

– Значит, неизученное нечто наконец-то может увидеть родных? – спросила я.

Арден хмыкнул.

– Неизученное нечто теперь может все. И да, Торн, скоро можно будет переехать в резиденцию.

– Или ко мне в пентхаус. Куда ты хочешь, Лаура?

Это было несколько неожиданно. Особенно учитывая то, что раньше Торн вообще не спрашивал, куда я хочу. Я просто оказывалась в пентхаусе. Или в резиденции.

– У меня есть время подумать?

– Несколько дней точно, – сказал Арден. – Посещения открыты, так что…

Он не договорил. Вышел.

Я сидела в кресле, поэтому Торн опустился рядом со мной, взял мои руки в свои.

– Я хочу увидеть Даргела, – сказала я. – Первым. И Рин.

Он говорил, что Рин приходила и что она сказала ему, и, хотя я все еще на нее злилась – вот просто ничего не могла с собой поделать, – увидеть ее я хотела больше всего на свете. У меня была сестра, Сильви, но гораздо больше моей сестрой была Рин. Если мы и родились в разных семьях, это ничего не значило. Та ситуация, которая привела к нашей размолвке, сейчас тоже осталась в прошлом. Ну а позлиться про себя мне никто не мешал, так что к тому времени, когда она приедет, я уже точно буду рада ее видеть.

– Хорошо, – кивнул Торн. – Значит, с них и начнем. Но до встречи с ними, думаю, тебе стоит поговорить кое с кем еще.

– С кем?!

Он коснулся коммуникатора:

– Пригласите ее, пожалуйста.

– Ее? Торн? – Я вопросительно смотрела на него, но он ничего не ответил. Только загадочно улыбнулся, настолько загадочно, что узнать все немедленно захотелось еще больше.

Долго ждать не пришлось.

Пока я придумывала, что бы такого сказать, чтобы расколоть эту ледяную скалу, дверь открылась. Я невольно обернулась на тихие шаги и замерла.

Передо мной стояла моя мама.

– Ма-ам? – тихо спросила я.

Из-за того, что тихо, получилось: «Мм…»

Наверное, так чувствуют себя люди, которых с размаху ударили по голове. Несмотря на то что в моей жизни много всякого случилось за последнее время, с размаху по голове меня не били.

– Я вас оставлю. – Торн кивнул на дверь. – Если что, я рядом.

Мне оставалось только моргать, глядя, как женщина из моих снов приближается ко мне. Сколько раз я смотрела на нее на фото? Сколько раз, глядя в эти глаза – в глаза на фото – смеющиеся, счастливые, я представляла, как все могло бы быть?

– Лаура. – Она подошла. Опустилась во второе кресло: несколько неловко, как мне показалось.

Такая худенькая. С короткой стрижкой.

В глазах – таких знакомых, на фото лучащихся счастьем – сейчас был только немой вопрос. И легкая настороженность.

– Меня нашел Торн. – Мама кивнула на дверь. – Оказывается, меня держали в искусственной коме в Рагране. Больше двадцати лет.

Я молчала. Как и что можно сказать матери, которую ждала всю свою жизнь? Я даже не верила до конца, что не сплю. Что это не продолжение моего сна для успокоения подсознания. Просто в этом сне Торн нашел маму, а дальше мы все заживем счастливо. У нас родится Льдинка, а на самом деле…

Я прервала поток суматошных мыслей, ущипнув себя за руку. Достаточно больно. Рука обиделась, и на ней появился синяк.

– Когда я пришла в себя, здесь, мне не сразу рассказали, что прошло столько лет. Когда рассказали… было сложно. Очень сложно. Но потом мне показали тебя.

– Меня в коме?! – Я что-то сильно засомневалась в умственных способностях того, кто это сделал.

– Нет, конечно. – Мама улыбнулась. – Мне показали твои фото. Рассказали о том, что случилось. О том, что ты…

Она кивнула на мой живот.