Андрей Канарейкин - Первые шаги за гранью

В этот раз Виктория включила истинное зрение заранее, ещё на подходе к обелиску. Она смотрела на обелиск издалека, не входя на платформу. Девушка сама не знала, что именно пытается увидеть. Структура этого артефакта была слишком сложной, а природа чёрной бездны вокруг всё ещё ускользала от глаз блондинки. И всё же Вика пыталась разгадать эту загадку, увидеть в магической структуре обелиска решение странного испытания. Ничего не получалось… Терпя нарастающую головную боль и резь в глазах, Виктория смотрела всё пристальнее и пристальнее, пытаясь увидеть то, что ускользало от её разума при использовании истинного зрения. Пытаясь заглянуть всё глубже и глубже, увидеть и понять обнажённую ткань реальности в её первозданном виде…

Головная боль всё-таки взяла верх. Виктория переключилась на нормальное зрение и с удивлением обнаружила, что прошло всего несколько секунд. Девушке же казалось, что она смотрела на обелиск целую вечность. Интерфейс яростно мигал значком новых уведомлений на краю зрения. Вика не стала смотреть, что там — ей было слишком хреново.

«Ничего ведь и не увидела толком. Пойду сдохну, надеюсь после возрождения башка не будет так трещать…» — подумала блондинка и пошла вперёд.

Увы, возрождение Вике не помогло. Ей было всё так же плохо.

— Мне нужно посидеть, — сказала блондинка, усаживаясь посреди платформы.

— Что случилось, леди Вуднайт?

— У меня есть способность, позволяющая анализировать всё вокруг, видеть истинную природу вещей. Только от её использования башка раскалывается…

Виктория зажмурилась, даже слабый свет далёких звёзд резал глаза.

— Но ты хоть разгадала в чём там дело и как нам выиграть у обелиска? — поинтересовалась Гогзу.

— Нет…

— Охуительно полезная у тебя способность.

— Нужно больше времени… И попыток… Обелиск это очень сложная… Конструкция…

Виктория говорила отрывистыми фразами с долгими паузами. Эта манера речи очень напоминала шепчущую…

— Чё там сложного, это же большой светящийся самотык из камня! Ты бредишь!

— Она про конструкцию магической структуры говорит, идиотка, — заметила Тангулиэ.

Гогзу хохотнула и махнула рукой, чем вызвала почти физически ощутимую волну холодного презрения со стороны Тангулиэ.

Виктория минут пятнадцать просто сидела на камне с закрытыми глазами и глубоко дышала. Спутницы блондинки больше не разговаривали. Вместо этого они играли в гляделки, периодически злобно зыркая друг на друга с разных концов каменной площадки. Головная боль не ослабевала, но потихоньку Вика усваивала крупицы увиденного. Вдруг девушка кое-что поняла. Крупицы увиденного, но не познанного сложились в пазл. Виктория резко поднялась на ноги и молча пошла вперёд.

Блондинка переключилась на истинное зрение и смотрела им на всё вокруг: на чёрную бездну, на пустышки-имитации звёзд, на камень, на путь, на островок впереди… Смотрела и не прекращала, несмотря на усиливавшуюся головную боль. Вике казалось, что её мозг сейчас взорвётся. И всё же, она не сдавалась. Она не поняла и не смогла разглядеть нужные детали обелиска, но зато увидела кое-что гораздо более важное. Теперь Виктория знала, как и на что нужно смотреть. И теперь она собиралась изучить всё вокруг. Каждого монстра на арене, каждый камушек, каждую пустышку-звезду, каждое колебание воздуха от голоса шепчущей… Во всём скрыты загадки, отвечающие на нужные ходящей-за-гранью вопросы.

Виктория наконец выключает истинное зрение и в полубессознательном состоянии падает на песок. Бои… Нет, изучение окончено. Можно немножко передохнуть и идти дальше…

— …хвостая! Эй, очнись, жопохвостая! — пробивается в сознание блондинки голос Гогзу.

Обеспокоенная орчиха пытается, как умеет, привести в чувство девушку-кошку. Та, что поклялась не привязываться волнуется за ту, кого боится… Виктория знает. Виктория видит в голосе орчихи эхо её прошлого. Того, о котором «Гогзу» не рассказывала. Глаза блондинки закрыты, как обычные, так и настоящие. И всё же Виктория видит. Впервые заметив некоторые вещи, уже не можешь перестать обращать на них внимание…

— Да хватит хлестать её по щекам, это не поможет! — вопит Тангулиэ.

В голосе этой женщины тоже видно многое. Эта уже немолодая, но ещё не начавшая стареть брюнетка, как и орчиха, немало скрывает. Но в отличие от «Гогзу», Тангулиэ прячет настоящее, а не прошлое.

«Где Ренэро? Почему никто не говорит о том, куда исчез мой воспитанник? Кто такая Виктория Вуднайт и её товарищи? Что нужно господину Грубу от них? Зачем мне приказали участвовать во всём этом и почему ничего не объяснили? Где Ренэро?»

Все эти эхо, отражения мыслей, как капли дождя по брусчатке, стучат по поверхности Викиного сознания. Сами же голоса женщины и футы-орчихи слышатся странно.

Они словно приходят издалека и идут медленно и осторожно, боясь потеряться, нащупывая знакомый путь в страхе что он исчез… Как будто пересекающие пустыню караваны без компаса, под мёртвым небом, лишённым всех звёзд разом.

Голоса искажены чем-то. Они звучат неестественно, незнакомо. Слишком протяжно, слишком громко, слишком тускло. «Каждое колебание воздуха как отчаянно цепляющийся за жизнь корень в лесу сломанных деревьев…» — думает Виктория.

Блондинка чувствует себя так, как будто плывёт. Волны неведомого океана качают её рассудок, то захлёстывая его полностью, то выбрасывая на пляж островка из голосов Гогзу и Тангулиэ, где каждая песчинка — эхо какого-то события, мысли, воспоминания из жизней этих двоих.

Этот островок вскоре тонет в тёмной воде. Уровень воды повышается ежесекундно, топя Викин разум вместе с островком… Ведь где-то далеко в этом океане тает очередной айсберг из чёрного льда. Многогранная глыба, острая со всех сторон, в которой заморожена память. Память об увиденном истинным зрением. Не только здесь, не только сейчас, на шепчущем суде… Айсберги хранят в себе всё. Всё что когда-либо было увидено, услышано, поглощено телепатией, но при этом в силу разных причин не понято, не воспринято, не распознано… Но всё же увидено и запомнено.

Почти утонув, наглотавшись сладкой ядовитой воды, Виктория становится едина с океаном и всплывает на поверхность. Волна с силой выкидывает блондинку на очередной пляж, состоящий из крика орчихи:

— Да не мешай, я и не таких смертников откачивала! Ща я этой дуре как ёбну, и она сразу очнётся…

Всё это всегда было здесь, с самого начала. Этот остров, эти воды, то, что под ними, этот крик и эти айсберги. Были до того, как Виктория начала пользоваться истинным зрением, до того, как обманула себя, подумав, что начала пользоваться истинным зрением, до самой Виктории и до её души… Каким-то образом девушка знает, что затопивший целый мир океан и чёрные айсберги в нём старше самой Вселенной.