Вероника Иванова - Раскрыть ладони

— А яснее можете говорить?

— Разумеется. Большая часть имущества Анклава находится в руках одного человека. Ты его знаешь, раз уж бывал в Виноградном доме.

— Dyen Райт Амиели?

— Да. Не буду сейчас углубляться в прочие подробности, скажу только: таковы правила существования Анклава. И как тебе известно, Амиели уже очень стар и не оставил после себя кровного наследника, который мог бы принять его обязанности по управлению ростовщическими и ремесленными лавками, рудниками, поместьями и прочими землями.

— А никто другой не будет беспрекословно подчиняться, потому что не связан договором Крови, — не могу удержаться и не продолжить невысказанную мысль.

Эбери на мгновение напряженно суживает глаза:

— Тебе это известно? Откуда?

— Дядюшка рассказывал.

— Трэм? Значит, все-таки, он…

— Он — что?

— Входил в число тех, кто хотел вынудить Анклав на заключение нового договора.

— А вы разве не хотели?

— Нет. И не я один.

Светлый взгляд откровенен настолько, что я понимаю: глава Надзорных не лжет.

— Но почему? Ведь так удобно связать волю человека узами Крови. Он не предаст, будет послушен и верен… В пределах договора, конечно.

— Он станет рабом.

— И что с того? Главное, Анклав будет жить припеваючи!

Пальцы Эбери вздрогнули, впиваясь в ткань, и прошло довольно много времени прежде, чем маг сделал бесстрастный вывод:

— Ты ненавидишь Анклав.

А разве я могу его любить? Да, мне хотелось рано или поздно оказаться его полноправной частичкой, но то было давно. До дня, когда я умер, родился снова и понял, что прежние желания остались в прошлой жизни.

Встаю из кресла.

— Я могу идти?

— Разумеется. Но прежде дослушай. Мне тоже не слишком нравится то, что происходит в Обители. И я хотел бы многое изменить, но в одиночку ничего не добьюсь. Нужны люди. Но не рабы и не слуги, а единомышленники. Люди, равные мне. Предстоит очень много работы, но нельзя начинать, пока не станут ясно различимы лица врагов, тех, кто желает оставить все, как есть. И ты мог бы мне помочь.

— Но как?

— Я не знаю, какие отношения связывали тебя и Трэма. Если он дважды покушался на убийство, могу предположить, не самые благостные. Но со стороны-то казалось иначе… Большая часть магов, знающих о вашем родстве, уверена, что старший распорядитель Попечительского совета покровительствовал тебе и тайно приближал. И если он был одним из главных заговорщиков, а он, определенно, им был… После известия о его смерти они могут попытаться прийти к тебе и предложить…

— Занять место дяди?

— Именно. Кроме того, если распустить слух, что Трэммин попал под подозрение, и вся затея с судом была устроена именно для того, чтобы выставить в лучшем свете тебя, как продолжателя семейного дела, может получиться интересная игра.

Пожалуй. А еще можно будет утереть нос всем зазнайкам, презирающим меня. Заманчиво. Но соглашаться или оказываться еще не время. Еще не все карты выложены на стол.

— А потом, когда все выяснится, и противники будут обезврежены, мы вместе начнем менять Анклав к лучшему.

Или уничтожим, что тоже вероятно. Еще в ходе выяснения. Но меня устроит и подобный исход событий, ведь так? Еще бы! А если в случае провала и победы душа получит равное удовлетворение… Это ли не повод ввязаться в начинающуюся драку?

— Да, игра может быть интересной.

— Ты согласен?

Откуда я знаю? Но под ложечкой уже сосет, как сосало раньше, когда я принимался за сложное заклинание. Это называется азарт? Наверное. Правда, он много холоднее нитей, мягко касающихся моей щеки, и больше похож на льдинку, плавающую на поверхности воды в бадье, ожидающей раскаленного железного гостя. Но мне нравится это ощущение!

— Пока что пойду, если позволите. Сотру пыль с фигур и наполирую тряпочкой игральную доску.

Эбери улыбнулся почти удовлетворенно. И именно это «почти», смешанное с тревогой и надеждой, сказало мне веское слово в пользу главы Надзорного совета.

Ему и вправду нужны люди. Такие же, как он сам. И мне лестно было бы встать рядом. Плечом к плечу. Рука к руке.

— Поздравления принимаешь?

Поднимаю взгляд, чтобы тут же подслеповато сощуриться. Хоть в коридоре Судейской службы немного окон, проникающего через них солнечного света оказывается достаточно, чтобы рассыпать по полированным кирасам ярко-белые блики. Где-то за стальными зеркалами скрывается и их повелитель, dyen Райт Амиели, но кутерьма солнечных зайчиков в глазах не позволяет рассмотреть хозяина Виноградного дома, и я полагаюсь только на слух, который… Буду считать, не обманывает, сообщая: обратившийся ко мне человек радостен настолько, что не удосуживается скрывать свою радость от окружающих.

Впрочем, он может позволить себе и не такое. Единоличный управитель всех владений Анклава за стенами Саэнны — это ли не мечта, к исполнению которой можно стремиться? Правда, за нее Амиели платит одиночеством посреди промозглых мраморных покоев, но если верить старушке Таире, власть стоит всего прочего. Вот только я не хочу принимать на веру слова госпожи Смотрительницы. Почему? Потому что слишком упрям, и пока не испробую все на своей шкуре, не пожелаю признать чужой опыт достойным применения.

— Странное место для прогулок… Вы частенько захаживаете сюда, господин?

Он глухо хохотнул и хлопнул в ладоши. Получив знак, стражники, охраняющие жизнь хозяина Виноградного дома, бесшумно разошлись в стороны и отступили к дверным проемам, словно собирались преградить путь любому, кто вознамерится войти в коридор, а сам старик подошел ко мне так близко, что пришлось встать со скамьи, чтобы не упираться носом в полы цветастой лавейлы.

— Дела, дела… Я подписывал бумаги, касающиеся смерти моей невесты.

Ах да, разумеется. Хотя вполне можно было бы закопать труп в саду, а всем интересующимся соврать, что Келли уехала путешествовать, так сказать, посмотреть мир перед свадьбой. Но если убийство дошло до рассмотрения в суде…

— И от чего же она умерла?

Амиели наигранно печально вздохнул:

— Досадная случайность. Девица любила носить длинные бусы.

Да, я помню. Бусы, которыми очень удобно душить, если подкрадешься сзади.

— Спускалась по лестнице и поскользнулась… Зацепившись ниткой янтаря за столбик перил. Нелепая и ужасная смерть, не так ли?

Непонимающе смотрю на безмятежное лицо хозяина Виноградного дома. Зачем было придумывать пусть и правдоподобную, но не имеющую никакого отношения к истине версию? Почему было прямо не заявить об убийстве? Зачем брать на душу лишнюю ложь? Он ведь боится отправляться за Порог отягощенным грехами. Или я опять чего-то не понимаю?

— Кажется, ты удивлен?