Александр Рудазов - Паргоронские байки. Том 4 [СИ]

В общем, вы убедились и уже наверняка идете в харчевню сами, чтобы заплатить денег… отведать местной кухни. В харчевне Поварешки всегда соблюдаются все положенные технологии приготовления гоблинских блюд, а заразных хомунциев кладут ровно столько, сколько надо, чтобы поддерживать ваш иммунитет в полной боевой готовности.

Поддувало тоже любил сюда захаживать. Угощаться, так сказать. Поварешка ему нравилась… а он нравился Поварешке. Что и говорить, Поддувало всегда гордился своей внешностью и никогда не был обделен вниманием прекрасных дам. Однако и Поварешка славилась своей экзотической красотой. Гоблинша смешанных кровей, она была выше среднего роста и обладала редким шоколадным оттенком кожи.

Ее отец – красный гоблин. Один из этих полоумных типов, которые живут в горных пещерах, поют идиотские песни и терпеть не могут городских. Пещерщина, что сказать. Дикие они там, эти красномордые, неотесанные. Даже вилками пользоваться не умеют, руками мясо рвут.

Поддувало не собирался с ним знакомиться. Он вообще надеялся никогда в жизни с ним не встречаться, потому что не любил пещерных гоблинов и не ждал от них ничего хорошего. Сам-то Поддувало родился в городе, да не просто каком-то мелком городке, а Грандтауне, крупнейшем мегаполисе Парифата. Семь с половиной миллионов жителей – шутка ли?

Но иногда папаша Поварешки все-таки заглядывал в гости. На самом-то деле харчевня принадлежала именно ему, просто он, наоборот, терпеть не мог Грандтаун и бывал тут только наездами, навестить дочь. Раньше навещал еще и ее мать, но та пару лет назад скончалась.

И вот сегодня как раз заявился с заднего хода. Как раз когда Поддувало пристраивался к заднему ходу Поварешки…

– Твою мать, Янгфанхофен!.. – аж выплюнул коньяк Дегатти.

– А, да, забываю иногда, что ты у нас нежный лилейный цветочек, – хмыкнул старый гохеррим.

– Дочка, встречай папу! – раздался снизу громогласный рев. – Ты почему не за стойкой?! Тут какой-то гоблин из крана хлебает!.. на тебе, глиномес, на!..

Донесся предсмертный хрип, и Поддувало задергался. Тесак, отец Поварешки, пользовался репутацией лютого типа. Этот старый бандюга убивать умел даже лучше Ублюдка, а любил это делать еще сильнее.

И в то же время он был гоблином старого нрава, сторонником традиционных семейных ценностей. Они там в пещерах все такие. Если ты жаришь его дочку, тебя либо зарежут, либо женят… и на первое шансы куда выше.

Так что Поддувало резко подорвался, натянул портки и лишь чудом успел съежиться за диваном.

Поварешке, к счастье, одеваться не требовалось. Еще от мудрой бабки она усвоила, что лучше носить платье. В платье удобно – задрал подол, да и все тут. Закончил – просто отряхнулся.

Сейчас они оба возблагодарили бабку Поварешки за ее бесконечную житейскую мудрость. Когда старый Тесак ввалился без стука, весь увешанный оружием и со следами крови на сапогах, Поварешка выглядела опрятной скромной девушкой. Немного помятой, как спросонья, но и только-то.

– Чего не отзываешься? – хмуро спросил Тесак.

– Да что-то голова заболела, тятенька, – мило прощебетала Поварешка. – Думала прикорнуть часок…

– А водку у тебя там всю выжрут тем временем, – укорил ее Тесак. – Если голова болит – просто выпей коньяка. Вот, например, великолепного нового коньяка «От Корчмаря»…

– Янгфанхофен, ты гоблинам-то рекламу своего коньяка в уста не вкладывай, – укорил его Бельзедор. – Четвертую стену ломаешь.

– А, что?.. – поднял на него мутные глаза Янгфанхофен, подливающий себе коньяк.

Коньяк и правда оказался хороший, потому что захорошело от него даже демолорду. Но байку он вел уверенно, не запинаясь и не путаясь.

Поддувало надеялся, что Тесак сразу уйдет, и он сможет незаметно выбраться через окно. Но старик приказал Поварешке возвращаться за стойку, а сам плюхнулся на диван, решив передохнуть с дороги. Вытянул ноги в окровавленных сапожищах, бросил рядом длинный нож и огромный жахатель…

Поддувало, которого от Тесака отделяла только спинка дивана, боялся дышать. Он успел натянуть портки, но остальные его вещи валялись где попало. Тесак не обращал внимания, потому что кроме вещей Поддувала тут валялось еще много чего. Это нормально для гоблинского жилья. Найденное и награбленное громоздится повсюду кучами.

Но сваливать Тесак в ближайшее время явно не собирался. И если он вдруг встанет и подойдет к окну – то сразу Поддувало и увидит. А тогда он даже не станет спрашивать, какими судьбами – просто зарежет на месте.

Будь при нем нож, Поддувало первым бы зарезал Тесака. Багровый затылок с толстой шеей были легкой мишенью. Но нож остался на поясе, а пояс – вон, под стулом валяется. Голыми руками с таким зверюгой не совладать.

Так что Поддувало решил звать на помощь. К счастью, зеркальце лежало в кармане портков.

Зеркалить могут богатые, а могут бедные. Богатые зеркалят дальнозеркалами, а бедные – просто солнечными зайчиками. Оно еще и бесшумней, что сейчас особенно кстати.

И Поддувало начал слать сигналы.

Тем временем на крыше соседнего здания сидела Тонкая Кишка. Она слегка шпионила за Поддувалом, слегка присматривалась, что бы где спереть, и слегка наводила красоту. Даже гоблины иногда заботятся о своей внешности, просто не совсем так, как люди.

Тонкая Кишка соскребала с черепиц свежий голубиный помет. Она загодя прикормила птиц булкой, причем сама не съела ни булку, ни голубей, что довольно сложно, когда ты – гоблин. Но чего не сделаешь ради красоты?

– Блевотня, блевотня, делаю я блевотню!.. – мурлыкала Тонкая Кишка, мешая субстанцию для косметической маски. – Нанесу ее на кожу, чтоб была красивой рожа!..

Когда ей в глаз попал солнечный зайчик, она сначала решила, что то детишки балуются, но потом вспомнила о сигнальной системе, которую в прошлом году выдумал Брехун. Тонкая Кишка спрятала косметическую маску, перекувыркнулась и проскользнула по водосточному желобу к харчевне Поварешки.

Из окна на нее таращился Поддувало. Отчаянно жестикулируя, он показал пальцами на того, кто развалился на диване, и одними губами произнес: отвлеки Тесака!

Тонкая Кишка кивнула и показала два пальца.

Поддувало аж задрожал от возмущения и показал один.

Тонкая Кишка ухмыльнулась и снова показала два. Потом постучала по руке, где носила солнечные часики, показала на храпящего Тесака… и три пальца.

Поддувало так выпучил глаза, что Тонкая Кишка сжалилась и снова показала два.

– Два октогона?! – зашептал он, не выдержав. – Ты что, окирела?!

– По-моему, и правда окирела, – сказал Тесак, хватая Поддувало за шкирку и приставляя нож к горлу. – Но не так, как ты.

Поддувало почуял, как по спине бежит пот. А Тонкая Кишка широко улыбнулась и показала пять пальцев.