Д Штольц - Преемственность

— Отрубят голову, насадят на вилы, сожгут, разорвут… Много чего могут сделать, доченька! Когда люди испуганы, они превращаются в зверей.

— Но Уилл же вырос здесь, его все знают!

— Тем более зарубят! Причем ближайшие соседи будут рубить более остервенело и злобно! Готова поспорить, что Малик первее всех подкинет дровишек на его костер, — развела руками старуха. — Почти светает, твои родители места себе не находят, Линайя. Иди к ним, успокой. Сама отоспись и возвращайся завтра, а я пока твоего милого постерегу, напою отварами, которые как раз приготовились. А после поглядим, что с ним будет. Может и ошибаюсь я, старая карга. Но про Уильяма ни слова!

— Хорошо, бабушка Удда.

Линайя прошла тихую улицу, на удивление спокойную для раннего утра, вывернула на площадь и заспешила к дому родителей. Ее встретила рыдающая мать.

— Доченька, ты жива. Боже, спасибо тебе, Ямес, что уберег моих детей! Где же ты была, Лина? — Женщина обнимала дочь, рыдая. Сзади стояли отец и братья, у многих глаза были опухшие от слез.

— Матушка, я потеряла Элиота в темноте, а потом убежала и спряталась в пещере, очень долго боялась выйти. — Все тяготы той ночи вновь опустились на плечи девушки, она снова пережила тот ужас и расплакалась, уткнувшись носом в черное траурное платье матери.

Отец, крепкий и статный мужчина с пышной черной бородой, в весьма дорогом костюме, подошел к дочке и обнял ее.

— Элиот тоже вернулся домой прошлым вечером. Он был слаб, голоден и сейчас спит. Ямес защитил вас обоих! — смиренно произнес хозяин постоялого двора и воздел глаза к небу.

— И забрал очень многих, — всхлипнула мать Лины. — Помнишь Уильяма, доченька? Тот красивый и чудаковатый мальчик, с которым ты раньше играла в детстве? Говорят, он погиб под завалами дома, спасая мать. Бедная Нанетта рыдает не переставая. Хорошо хоть вождь выделил им лачугу, а то что бы они без крыши над головой делали?

При упоминании Уильяма Линайя едва сдержалась от того, чтобы не рассказать обо всем, что случилось на самом деле.

Весь день она провела дома. Но сон не шел — Линайя всё время вспоминала следы укуса на шее Уильяма. Лишь ближе к вечеру ее усталость взяла верх, и девушка провалилась в тревожное забытье.

Элиот тоже мирно проспал в кровати почти сутки. На голове у него красовалась здоровый кровоподтек, а ноги и руки покрывали глубокие царапины и синяки — он бежал по лесу без оглядки, спотыкаясь и падая.

А вот тётушке Маргари не повезло — вурдалаки загрызли страдающую от лихорадки женщину прямо в кровати. Весь день приходили горожане и выражали слова соболезнования, и они же радовались, узнав, что Элиот и Линайя вернулись живыми.

Линайя встала с рассветом, собралась, тихонько вышла из дома и направилась к травнице. Уставшая Удда впустила девушку и плотно затворила дверь.

Уильям умиротворенно спал, окуренный успокаивающими травами и спрятанный от любопытных глаз накинутым на веревку льняником. Лихорадка то пропадала, то возвращалась, но похоже, что Удда устала не от борьбы с ней, а от чего-то другого. Ее лицо, изрезанное глубокими морщинами, выцвело: в уголках глаз родилась великая скорбь, а тело склонилось к земле еще ниже под грузом чего-то ужасного, от чего болело и разрывалось старое сердце.

— Как он? — предчувствуя нехорошее, спросила девушка.

Удда молча взяла Линайю за руку, подвела к лежанке, приспустила льняник, и девушка увидела практически зажившие раны.

— Но… но… Ведь день назад тут зияла дыра в боку!

Травница грустно кивнула, затем также безмолвно подняла верхнюю губу Уильяма. Девушка вскрикнула — клыки удлинились.

— Что же делать?

— Что делать, что делать… Твоему милому нужно покинуть этот город, как только очнётся. Мне тяжело скрывать его присутствие от жителей Вардов. После ночного нападения все приходят ко мне да просят либо травы от укусов, либо от нервов, либо от того и другого. Или умоляют пойти с ними да помочь лежачим больным, а я не могу! Приходится лгать! Я даже не могу покинуть свою халупу ни на минуту, постоянно кто-то пытается войти без стука. А ведь если они его увидят… — старуха замотала головой. — Даже если они не поймут сразу, что с ним сталось, то как он очнется, он же будет голоден, Лина! И при разговоре все увидят эти клычища во рту… Нет, ему нужно уходить!

— Он сказал, что тот аристократ велел идти в соседнее графство, к его друзьям.

Удда призадумалась, почёсывая почти лысую макушку.

— Ему нужны дорожные вещи. Штаны, прочные ботинки да рубаха. И плащ с капюшоном от дождя.

Травница что-то вспомнила и кинулась к мешкам с тряпьем в углу. Засунула руку в небольшое пространство между ними, немного пошарила и достала старый потрепанный кошель серого цвета.

— Держи, милая! Сходи да купи ему вещи для дороги, а то те лохмотья, что были на нем, не годятся. — Удда посмотрела на лежащие в углу остатки от того, что называлось одеждой.

— Бабушка, у меня тоже есть сбережения, давайте я лучше на свои куплю…

— Ай, — махнула рукой старуха, — я тебе сказала иди и купи, не смей спорить со старухой! Тебе дарены еще могут понадобиться, а мне уже нет. Иди, и никому ни слова об Уильяме. Возвращайся вечером с вещами, надеюсь он уже очнется к этому моменту.

Девушка взяла кошель и покинула дом. Старуха закрыла изнутри дверь на засов и попыталась прилечь поспать хотя бы на час. Неожиданно в дверь постучали. Удда, вспоминая всех демонов, встала, приоткрыла дверь и выглянула на улицу. На пороге стоял вождь Кадин.

— Извините за беспокойство, бабушка Удда. Могу ли я попросить у вас успокаивающие травы? Некоторые не могут отойти от той ночи, так много людей погибло…

Кадин еще пытался что-то сказать, но Удда подперла табуретом дверь, не давая вождю Вардцев войти, взяла пучок Спокушки и небрежно просунула его в щель. Мужчина непонимающе посмотрел на старуху, но травы взял и, поблагодарив, ушел.

Старуха покрутилась по комнате — сон опять ушел. Выпив успокаивающий отвар в старой кружке, она вернулась на свой льняник и прикрыла глаза. Снова раздался стук. Раздраженная и обозленная Удда быстрым шагом подошла к двери, сняла засов и выглянула. На улице стоял бледный и осунувшийся Малик, под глазами темнели круги, а одежда на нем была все та же, в какой он пришел на ярмарку три дня назад.

— Бабушка Удда, матушке нужны успокаивающие травы, — не здороваясь, пробубнил мужчина.

— Что ж ты пришел сейчас, а не раньше? — возмутилась старуха. — Или долго решался поднять свою трусливую задницу?

Малик побагровел, но сдержался. Он пригладил давно немытые сальные волосы на голове рукой, сжал челюсти и выжидающе посмотрел на травницу. Удда развернулась, уже привычным движением подперев табуретом дверь, и вернулась с пучком спокушки.