Д Штольц - Преемственность

И хотя Филипп планировал изначально лишь объяснить общие принципы составления ответов и сильно не утруждать Уильяма, процесс незаметно увлек графа, и он так и не отошел от стола до самого обеда. Сначала он помог Уильяму составить первые письма. Граф терпеливо объяснял, какой должна быть структура ответа и исходя из чего вообще его стоит строить. К радости Филиппа рыбак понимал хоть и не все из того, что пытался донести до него граф, но очень старался и постепенно вникал в суть деловой переписки. Тогда Филипп стал отбирать из кипы письма чуть сложнее предыдущих, это были уже не простые просьбы или письма вождей мелких деревушек, а отчеты более крупных поселений, где требовалось чаще считать.

К счастью, со счетом и отчетами у Уильяма проблем возникло намного меньше, чем с почерком. Благодаря книге о налогах, которая хоть и безнадежно устарела, но все-таки дала ему базовые знания в этой области.

Впервые за долгое время Филипп нащупал ту самую благодатную почву, посадив в которую семена знаний, можно было получить всходы. Рыбак хотел учиться и узнавать все новое, поэтому с радостью впитывал и запоминал все, что рассказывал ему граф. Филипп же, вспоминая нервного и не желающего обучаться Леонардо, который воспринимал попытки отца передать полезные в управлении знания скорее, как акт насилия над своей персоной, тяжело вздыхал. Попав на каменистую почву души Лео, семена знаний чахли и погибали, так и не взойдя. Быть может, дар Гиффарда сделает Леонардо более гибким и обучаемым — лишь на это и надеялся Филипп.

Когда Уильям, уставший от огромного количества новой информации, но счастливый заканчивал писать последние ответы, Филипп неожиданно остановил его.

— Право же, как я сразу этого не заметил, — удивленно поднял брови граф. — Уильям, напиши последнее слово еще раз! Вот тут, на черновик. Да-да, тут… А, хм, вон оно что!

Граф, наконец, увидел то, на что смотрел последние несколько часов, но не замечал.

— Так ты буквы неправильно пишешь, — негромко сказал граф. — Удивительно, как же порой можно долгое время не замечать очевидного.

— Как это? — не понял Уильям и вопросительно посмотрел на графа.

— А вот так! Скорее всего, твой учитель сам был грамотным лишь наполовину, и ты, копируя его манеру письма, научился писать неправильно. Вот эту букву нужно не отсюда начинать, а сверху. Как и эту. Да у тебя, получается, почти все письмо неправильно поставлено.

Увидев, как Уильям безуспешно пытается вывести правильно букву, граф не выдержал и подался вперед, облокотившись левой рукой о его плечо. Правой же он взял крепко сжатую кисть рыбака с вороньим пером в свою и помог начертить на черновой бумаге букву. Смущенному Уильяму показалось, что он покраснел от стыда до самых пят. Его, двадвацитрехлетнего мужчину, поймали на таких глупых ошибках, словно он десятилетий необразованный мальчишка! Филипп улыбнулся и отечески похлопал рукой по плечу молодого вампира.

— В том, чтобы признавать и исправлять свои ошибки нет ничего постыдного! Давай покажу тебе, как писать другие буквы, а там, гляди, и почерк выровняется.

Так и пролетело еще пару часов, Филипп занимался переучиванием Уильяма, а тот, в свою очередь, хоть краснел и бледнел от своей глупости и ошибок, но старался не ударить в грязь лицом.

На дворе стоял полдень, но ливень так и не прекратился, а небо до сих пор беспросветно затянули тучи. Все, как сонные мухи, ходили по замку, пребывая в уверенности, что на дворе — вечер. Приятное времяпрепровождение графа и Уильяма прервала Йева. Одетая в простое и приталенное платье цвета корицы она заглянула в кабинет, тихонько вошла и скромно улыбнулась отцу и Уильяму.

— Дочь, сегодня у вас тренировки с мастером Фраудом?

— Да, он закончил со мной и сейчас занимается с Лео.

— Хорошо, тогда иди сюда и помоги Уильяму с прописью оставшихся букв. Как оказалось, он изначально научился писать их неправильно, — граф уступил место дочери и направился к двери. — Я проведаю Лео.

Привычным бодрым шагом Филипп фон де Тастемара покинул кабинет. Йева с Уильямом остались одни в бордовом кабинете.

— Что за тренировки?

— Фехтование, — блеснула изумрудными глазами Йева.

— Ты тоже тренируешься с мечом? — удивленно спросил Уильям.

Йева сняла черную ленту, обхватывающую волосы, и непокорные локоны рассыпались по плечам. Он обошла сидящего на кресле Уильяма и обняла его сзади, поцеловав в шею.

— Почему нет? — вкрадчиво спросила она.

— Но ты же женщина… Кхм… зачем тебе?

— Ты, как мой брат, — проворчала Йева, впрочем, по ее тону было понятно, что она совсем не обиделась. — Он тоже считает, что место женщины в постели или служении мужчине.

— Нет, нет. Я не это имел в виду!

— А что же? — еще более вкрадчивым голосом, нежно покусывая ухо Уильяма, спросила Йева.

— Так, Йева, — проворчал он, — я не могу выражаться ясно, когда ты так делаешь…

— Ах вот оно как… — Йева расхохоталась и стала покусывать сильнее.

Уильям не выдержал, повернулся и резко, но осторожно подхватил девушку за талию и подтянул к себе на колени.

— Женщина, я же сказал, что не могу внятно говорить, пока ты так делаешь.

За дверью кабинета раздались суетливые шаги, Уильям напрягся, вслушался, но это оказался лишь пробегающий мимо слуга.

— Ну так почему ты думаешь, что женщине нельзя фехтовать? — Йева устроилась на коленях Уильяма поудобнее.

— Вы слабые и хрупкие, ваша защита — это обязанность мужчин, — важно заявил Уильям.

— Ох уж эти Офуртские предрассудки. Хотя и в Филонеллоне женщин и вовсе за людей не считают!

— Я не считаю женщин за нелюдей, я всего лишь говорю, что в бою женщина ничего не сделает мужчине. А от того роль защитника и добытчика всегда ложится на плечи мужчины, ибо мы — крепче, сильнее, выносливее. Много ли ты видела селянок, несущих на своих плечах топоры для валки леса?

Изумрудные глаза Йевы негодующе вспыхнули в полутьме рабочего кабинета. Она подскочила с колен Уильяма, зашла ему за спину и нагнулась, словно желая вновь поцеловать его в шею. Но вместо этого она ухватилась руками за поручни и резким движением подняла кресло вместе с Уильямом в воздух.

— Что? Йева! — перепугано заверещал молодой вампир. — Немедленно опусти! Ты же надорвешься!

— Нет, — Йева хохотнула, оскалилась и победоносно опустила стул на пол, ножки с глухим стуком ударились о камень. — Для меня это вполне сносная тяжесть. Могу тебя на руках по кабинету поносить, если не веришь!

— Еще чего не хватало!

Он вскочил и с беспокойством посмотрел на дочь графа. Но его встретил лишь гордый и сияющий взгляд, а Йева уперла руки в бока и, оскалившись, задорно спросила.

— Ну что, значит слабая и беспомощная?