Дмитрий Дашко - Лучший из худших-2

Я упал спиной на щебёнку, больно ударился, вдобавок острые края камней впились в тело сквозь ткань одежды. Сказать, что мне стало хреново — всё равно, что ничего не сказать. Но не это сейчас было главной бедой.

Я потерял своё главное преимущество перед магическими существами — лишился главного козыря, моего основного огнестрельного оружия. Винтовка исчезла. Похоже, тварь полоснула когтём по ремню, и он не выдержал, порвавшись от нагрузки, и куда-то отлетел.

Искать времени не было. Я даже не видел, я знал, что пошла вторая атака, ощутил омерзительный смрад, вырывавшийся из пасти двух плотоядных хищников, что пришли по мою душу.

Хрен с ним, тепловизором… раз пошла такая пьянка. Придётся бросить все остатки маны на борьбу с тварями.

Ребята из батальона сегодня гордились бы мной, я оказался на ногах, превзойдя все существующие армейские нормативы. И хрен с ним, что всё тело болит и кажется, что на нём нет и живого места.

Всё терпимо, особенно в текущей ситуации. Организм сам прекрасно понимает и потому не отвлекает внутренние резервы на борьбу с болью. Состояние грогги — то бишь подбитого на ринге боксёра, испаряется само собой.

Потом, будет невесело, конечно. Но тут как в банковской рекламе: бери кредит сейчас, три шкуры с тебя снимут потом. И это самое неопределённое будущее, сконцентрированное в магическом слове «потом», заставляет пускаться на безрассудства.

Неприятность эту мы переживём, в отличие от других. Слишком много заинтересованных в том, чтобы завтра для меня не наступило никогда. Только у меня другие планы.

Берегитесь, зверюшки!

Хоп! И купол из последних остатков маны накрывает меня словно колпаком папаши Мюллера: и мне отсюда не сбежать, и невидимкам не добраться до моей плоти.

Стоит отметить, что включил я его очень даже вовремя, аккурат в тот момент, когда нечто воздушное и внешне неосязаемое попробовало подобраться ко мне поближе, используя традиционную тактику решительного прыжка.

Конечно, я не мог ни собственными глазками, ни невидимым зрением, которое пришлось отключить в целях экономии ресурса, наблюдать за тем, что произошло, но судя по куче визга, тварюга конкретно впечаталась в купол и отлетела от него рикошетом, шмякнувшись об рельсы.

Кровь оказывается у них точно такого же цвета, как и у людей: на стальную рельсину словно вылили банку красной краски, которая брызгами пошла по сторонам.

Походу физиология у этих мерзких отродий такова, что серьёзные внутренние повреждения заставляют их выпадать из области невидимости. Так что я смог лицезреть пострадавшего врага, который бился в конвульсиях на пропитанных креозотом шпалах.

Купол исчез, запасы маны иссякли. Дальше сам, всё сам… без чудес и волшебства.

Наган сам материализовался у меня в руке, его словно магнитом притянуло в ладонь — вот что значит отработанные до автоматизма рефлексы.

Именно с такой модели стрелять ещё не приходилось, такое чувство, что револьвер перенесся не через года, а через столетия, перекочевав ко мне из фильмов про гражданскую войну.

Меня и искалеченную тварь разделяли метра три, тут и слепой не промажет. Я всадил пулю в её уродливую лысую башку просто с невероятным наслаждением, а потом резко развернулся и снова надавил на спуск: вторая гадина не стала тянуть с атакой. Да, я не видел её, но ощутил поток завихрений в воздухе и потому знал, как и куда нужно стрелять.

И теперь у моих ног нашёл вечное погребение труп ещё одного мрачного порождения «Объекта-13».

Кажется, это было всё. Я в одиночку уложил маленький отряд невидимок. Но сил радоваться у меня больше не оставалось. Да и вообще обычных сил.

Откат, пусть и не такой мощный, как в предыдущем случае, накрыл меня с головой. Мне повезло, что это случилось именно сейчас, а не секундой раньше — в противном случае брать меня можно было практически голыми руками.

Отстрадав, отмучившись и прокляв всё на свете, я остался лежать на насыпи, окружённый с нескольких сторон мёртвыми тушами противников. Наверное, в кино эта сцена смотрелась бы круто, особенно под торжественную музыку, только мне было не до красивостей и не до драматургии.

Я был выжат как лимон, не мог даже пошевелить пальцами, а во рту появился такой привкус, словно кто-то заставил меня сожрать кусок давно протухшего мяса. Солнце напекало голову, подозрительные насекомые противно жужжали и норовили опуститься на лицо, струйки едкого пота сбегали со лба на глаза, выедая их будто кислотой.

Одежда прилипла к телу, местами даже спеклась кровь — представляю, какое это будет удовольствие отдирать приставшую ткань от раны…

И долбаное эмоциональное опустошение. Душа словно сгорела и не желала возрождаться из пепла аки Феникс.

Только лёгкий ветерок приятно свежил кожу и отгонял совсем забодавших меня насекомых.

Если бы рядом оказался бы кто-то, я бы обязательно попросил его пристрелить меня, ибо ни на что больше я теперь не годился. Я был шиной из которой спустили весь воздух.

Даже страх за свою жизнь не мог заставить меня подняться. Хотелось умереть и никогда не воскресать, ни в этом, ни в моём прежнем мире.

Только сумасшедшее чувство долга заставило меня попробовать отключить этот режим умирающего лебедя. Да, я пристрелил несколько тварей, но это всего-навсего часть большой стаи. Я обязан сообщить о них, иначе будут новые человеческие жертвы, причём уже на моей совести: ведь это я скис и сдался. А с таким грузом не живут. Или живут, но мало и очень плохо.

Вставай, аника-воин! — велел я себе. Вставай, сука! Отрывай задницу от камней, подымайся, сволочь такая! Подохнуть всегда успеешь, и лучше сделать это как-то поярче! Чтобы салют в мою честь до небес, чтобы красотки рыдали, а десятки детишек с гордостью говорили — это мой папа-герой!

Конечно, мне сейчас очень бы пригодился кран, не обязательно башенный… Но чувство ответственности, долг мужчины и солдата — не праздные слова. Мои предки сражались до конца и побеждали. Я обязан победить. Иначе и быть не может.

Не зря, если американцы говорят: «сделай или умри», а наши: «умри, но сделай!». Я наш до мозга костей, пусть, наверное, не самый лучший или если лучший из худших, но во мне течёт кровь тех парней, чьи лёгкие были отравлены когда-то под Осовцем, но они нашли в себе силы встать и пойти в атаку, тех, кто горел в танке, но продолжал вести огонь по фашистам, кто в руинах Сталинграда отстаивал каждый метр и знал, что такое приказ «Ни шагу назад!».

Да, они были великанами, я всего лишь пигмей в сравнении с ними, но… даже будучи бледной тенью тех великих людей, я всё равно остаюсь их потомком.

И я встал. Медленно, очень медленно, шатаясь от каждого порыва ветра, но поднялся. Меня мутило, «картинка» потеряла резкость и поплыла, тело не слушалось, руки и ноги не повиновались. Но я был на ногах.