Эль Косимано - Хаос времён года [litres]

Джек поднимает голову, взглядом ища меня среди деревьев, и я спрыгиваю с ветки и приземляюсь на ноги. Подбегаю к нему и обхватываю его лицо ладонями. Он напряжен, не желает поворачиваться ко мне. Рана не такая страшная, хоть и кровит ужасно, просто глубокая царапина, и мне, наконец, удается перевести долго сдерживаемое дыхание.

Джек смотрит на мое ухо, и его взгляд делается холодным.

– Ты выключила передатчик.

– Всего на несколько минут.

– Я понятия не имел, где ты.

– Я была прямо здесь.

– Зачем ты это сделала? – рявкает он, привлекая внимание идущей по дорожке пожилой пары.

– Затем, – отвечаю я тихим голосом. – Не хотела, чтобы ты видел, что я ушла из класса. Знала ведь, что ты будешь волноваться.

– А ты не подумала, что я буду волноваться еще сильнее, если твой сигнал просто исчезнет?

Я натянуто улыбаюсь пожилой паре, надеясь, что они продолжат путь.

– Я никуда не исчезала – была на соседней улице, Джек. Отключила сигнал всего на несколько минут, да и то собиралась тебя найти.

– Потому что точно знала, где я, верно? – Резкость его тона застает меня врасплох. – Тебе не составило труда меня найти. Всего-то и нужно, что один вдох, одна мысль… Один щелчок твоих волшебных пальцев – и все джунгли поспешат спасать меня по твоему приказу. Но знаешь что? Для меня все уже не такое, как прежде. В ту минуту, когда твоя красная точка пропала с экрана, я чуть с ума не сошел! – Его голос срывается, и что-то внутри меня ломается. – Я больше не могу охотиться за тобой. Я не в состоянии ни найти тебя, ни спасти , если ты снимешь эту треклятую штуку!

– Знаю. Мне очень жаль. Это было всего на несколько минут…

– За несколько минут может случиться все, что угодно.

– Это всего лишь устройство слежения. Коммуникатор, который ни с чем не соединяется, – возражаю я. – Без подключения к лей-линии передатчик все равно не вернет меня в Обсерваторию.

– А может, и следовало бы! – Джек вытирает кровь с шеи и отворачивается. На его лице отражается смесь вины и гнева, когда я неуверенно отступаю на шаг.

– Что ты такое говоришь?

Он хмуро смотрит на свои окровавленные пальцы.

– Возможно, нам стоит подумать о возвращении.

– Что значит «о возвращении»? Ты забыл, почему мы ушли? Мы сражались и рисковали головой ради этого, – убеждаю я, яростно жестикулируя и указывая на чистый небесный простор. – Вуди отдал за это жизнь. Ради нас. Ты отказался от своей магии и лишился частички души, Джек… – При виде вспышки боли в его глазах у меня перехватывает дыхание. Я знала, что ему недостает магии, отсутствие которой, должно быть, ощущается как зияющая в груди дыра, и надеялась, что со временем она заживет, подобно шрамам. – Так вот в чем дело? Поэтому ты хочешь вернуться? За своим дымным туманом?

Он крепко сжимает челюсти, так что на шее начинает пульсировать жилка.

В отдалении раздается раскат грома, похожий на низкий стон, накрапывает дождь. Джек вытирает кровь и начинает долгий путь домой в одиночестве.

Я снова и снова швыряю в каменный потолок импровизированный мяч – две пары выданных Обсерваторией плотно скатанных в шар толстых носков. И занимаюсь этой ерундой уже черт знает сколько времени. Но это хотя бы позволяет мне занять руки, и только так я могу думать.

Из других камер доносятся голоса, истеричный смех, невнятные ругательства. Прислушиваясь со своей койки, я сумел выяснить, кто еще здесь застрял: почти все они сражались в Куэрнаваке. Ликсу, последний оставшийся в живых член моей команды, находится в самой дальней от меня камере – слишком далеко, чтобы общаться, и я уверен, что Лайон намеренно отдал такое распоряжение. А из тех, кто сидит в соседних со мной камерах, я никому не доверяю… Во всяком случае, не настолько, чтобы рискнуть поделиться своими мыслями.

Кай лежит на койке под моей. Прошло уже несколько часов с тех пор, как мы в последний раз разговаривали – а это было после завтрака. Протеиновый коктейль не дал насыщения, от голода болит голова, делая меня раздражительным и опустошенным.

С тех пор как в камеру посадили Кай, открывалась только щель, чтобы протолкнуть нам поднос с едой, и я удивляюсь, как это до сих пор не протоптал каньон в полу. Я отшвыриваю импровизированный мяч и закрываю лицо рукой, но в окружающей темноте и тишине все, что мне остается, – это обрывки воспоминаний разговора в кабинете Лайона.

Скрипит нижняя койка. Мгновение спустя я вздрагиваю от того, что что-то мягко плюхается мне на кровать. Отняв руку от глаз, я хмурюсь, увидев лежащий у моей ноги мячик из носков.

– Ты уже решил, что будешь делать? – Бестелесный голос Кай пружинит от стен, и я снова закрываю лицо. Я не ответил на те немногие вопросы, которые она осмеливалась задать с тех пор, как Лайон запер нас вместе, уверенный, что он подослал ее сюда, чтобы вынюхивать. Но она ни разу никуда не выходила, с тех пор как Стражи закрыли дверь, а камера слежения на потолке снаружи нашей темницы установлена не настолько близко, чтобы улавливать звуки. Может быть, я ошибался.

– Тебе-то что? – осторожно спрашиваю я. – Сама решила?

Долгое время она ничего не говорит.

– Я подумала, что из меня получился бы хороший учитель. Ну, знаешь… по стрельбе из лука. Или я могла бы преподавать землеведение. У меня бы это хорошо получилось.

В горле у меня зарождается сухой смешок, разрастается, прокатывается по телу, сотрясая его.

– Что такое? Нет ничего плохого в том, чтобы быть учителем. Между прочим, ты тоже мог бы преподавать.

Я сажусь, хватаю мяч из носков, спускаю ноги с кровати и спрыгиваю на пол. Кай лежит на спине, сцепив пальцы за головой. Я бросаю в нее мячик, и она отвечает сердитым взглядом.

Упершись руками в свою койку, я склоняюсь над ней, отбрасывая тень на ее постель.

– Ты серьезно думаешь, что Лайон позволит тебе учить других?

– Почему бы и нет? Нереиде же позволил.

– Кто такая Нереида?

– Мой куратор, – поясняет Кай и хмурится. – Она преподает греческий. И английский как второй язык. Профессор Лайон говорит, что она счастлива.

Я подавляю укол чего-то, подозрительно похожего на чувство вины. Со всем этим шоком от пробуждения и правдой, которую я узнал во время встречи с Лайоном, я напрочь забыл поинтересоваться судьбой моего куратора. Мы никогда не были близки, и честно говоря, мне плевать, чем он решит заняться в жизни, если Лайон позволит ему ее сохранить.

– Это Лайон тебе сказал? – Кай прищуривается, глядя на меня, а я бормочу: – Ну, конечно, он. – Я наклоняюсь ниже, полностью загораживая ей свет. – Ты всерьез полагаешь, что после того, что ты сделала с Джеком, Лайон позволит тебе формировать впечатлительные молодые умы? Что хоть через миллион лет сунет тебе в руки лук и отпустит?