Галина Гончарова - Красная зима [СИ c издательской обложкой]

- В кабинете поговорим, жом.

- Как прикажете, тора.

Надежда Юрьевна плотно закрыла дверь кабинета.

Опустила засов.

Задернула тяжелые бархатные портьеры.

Проверила окна.

И только тогда повернулась к Савватею, убедившись, что их никто не подслушивает.

- Что случилось, Саввушка?

- Плохо все, Наденька. Сильно плохо… уезжать вам надо.

- Так случилось-то что?

Савватей помрачнел.

- Имение Изместьевых знаешь?

- Как не знать. Только оно ж далеко!

Изместьевы не в ближайших соседях числились. Даже не в дальних. До них было пути – дней пять. Надежда и знала-то, потому как лес…

Кусок леса Алексеевым принадлежал, кусок Изместьевым… а в лесу частенько пошаливали. Вот и приходилось договариваться.

Кому?

Вестимо, Надежде Юрьевне. Муж бы все равно не вспомнил потом, о чем он и с кем разговаривал.

- К ним пришли, - Савватей говорил серьезно, спокойно, и от этого становилось еще страшнее. – Освобожденцы проклятые… хозяина на воротах повесили, хозяйку сначала всем… насиловали ее, пока не умерла, а потом еще и поглумились. Детей убили.

Надя охнула, прижимая руки ко рту. Детей Изместьевых она отлично знала. И статную русоволосую Маришку, которой уж начинали подыскивать жениха, и Алексея, симпатичного парня чуть помладше Ильи, книгочея и чернильную душу…

- Как?!

- Так… Алексея, говорят, по-простому застрелили. Книги он свои защищать вздумал. А девчонку тоже… всей толпой. Ей много и не надо было.

Глаза у Нади стали большими.

- Да как же это… куда власть смотрит?

- Наденька, они теперь – власть. А называется это… рек… рак… нет у них еды. И денег нет заплатить. Вот и грабят, ежели по-простому.

- Реквизиция? – уточнила тора, приходя в себя.

- Во-во… это слово.

Надя помолчала пару минут.

- И что дальше?

- Сама знаешь, что. Поместья горят, людей убивают. Думаешь, Алексеево заговоренное?

Тора так не думала. А какой ценой ей удавалось сохранять спокойствие – знала лишь она одна.

- Ты ведь не просто предупредить пришел, Саввушка?

- За то я тебя и люблю, Наденька. Умна ты…

Тора не улыбнулась. И на шутку не ответила – не до того.

- Ну так?

- Им сюда недолго добраться. Не одни,, так другие…

- Сколько у меня времени?

- Дней десять, может, и того нет. Если Изместьево загорелось… сама понимаешь.

- Понимаю.

- Уезжать тебе надобно. В город.

- Муж не поедет.

- Дочь и внука сбереги. В городе никто знать не будет, кто тора, кто жама… сойдет! А там, глядишь, и наладится чего…

Надя подумала несколько секунд.

- И то верно. Только вот муж…

- Мало тебе жизни попортил? Сама понимаешь, тащить его с собой, дурного да пьяного – на гибель всех обрекать. Начнет задираться – на первой же осине и повиснет. А вы под осиной ляжете.

В словах Савватея был свой резон. И все же, все же…

- Не по-людски это. И не по-божески.

- То и верно! Вот всем в домовину, оно куда как лучше, правда, Наденька? И тебе, и дочери, и внуку…

Надя помолчала несколько минут. Раздумывала, потом решилась.

- Савва, мне дня три хотя бы надо.

- Для чего?

- Когда Иван напьется, он… ты сам знаешь!

- Знаю. А то ж…

Вся округа знала.

Первая стадия запоя у тора Алексеева - пожалейте меня, полейте меня. Водкой.

Вторая – лихость и удаль. Надо ж показать миру, какой замечательный человек осчастливил его своим присутствием. На этой стадии и случались монастыри с кабанами.

Третья стадия – бревно.

На этой стадии тор Алексеев просто валялся в положении риз и требовал очередную бутылку. Заливал ее в себя и засыпал. И спал, спал, спал…

Что от него и требовалось.

Савватей понурился.

- Я так и знал, что ты это скажешь.

Надя ответила грустной улыбкой.

- Саввушка, ты же все понимаешь…

- Наденька, тогда… я не просто так Матрешку к вам привел.

- Матрена?

- Да, моя племяшка. Наденька, она все дороги знает. Ты поняла? Все тропинки…

Надежда поняла. Отлично поняла…

- Случись что…

- Она выведет. Ко мне. Дом я купил, как и договаривались. Все сделал.

Первый раз за двадцать лет, даже больше, Надежда подошла к Савватею. Положила руки на плечи мужчине.

- Спасибо тебе, Саввушка. Ты знай, если что – другого мужчины в моей жизни не было. Только ты…

Савва понял правильно. Иван Алексеев мужчиной не был даже в глазах его жены.

- Будь ты жамой, Наденька, не искал бы я другой жены.

Поцелуй получился коротким, но от этого не менее искренним.

До слез искренним.

До привкуса соли на губах.

- Ох, Наденька…

На рубахе Савватея, там, где прикасалась к его плечам Надежда, алели на беленом холсте пятна крови. Алое на белом, как на снегу….

Тора Алексеева в кровь ладони ногтями разодрала, пока слушала его рассказ, да так и не заметила…

- Я желаю посещать ваши курсы.

- Вы?!

Мужчина смотрел на Нини так, словно та была… ладно! Не мокрицей! Но чем-то… достаточно бесполезным. К примеру, фантиком от конфеты. Девушка прищурилась.

- Вы имеете что-то против, жом?

Мужчина покачал головой.

- Тора, посмотрите на себя. Вы не предназначены для этой работы.

Зинаида сдвинула брови.

Да что ж такое!?

Она столько всего уже преодолела!

Полкан у ноги согласно рыкнул.

С момента прибытия великой княжны в свободные герцогства прошло уже больше десяти дней. Зинаида успела найти дом и выкупить его.

Успела познакомиться с соседями.

А теперь пыталась устроиться на курсы санитарок при госпитале.

Но… ее не брали!

Уже третий раз! А учитывая, что в городе это был последний госпиталь…

Вот стоит напротив нее доктор, в алом халате и таких же брюках, серьезный, усталый… [6] в этим мире униформа медиков – красная. И крови не видно, и стрелять по ним якобы не должны. Медики же, прим. авт.

Сколько ему на вид? Лет тридцать, может, немного больше. Чем-то этот мужчина напомнил Нини цаплю. Высокий, длинноногий, с вытянутым лицом, в очках… темные волосы гладко зачесаны назад, серые глаза смотрят спокойно и упрямо.

- Вы считаете, что я с ней не справлюсь, жом?

- Я уверен, тора.

- Я не боюсь крови. И боли тоже не боюсь. Я уехала из Русины, жом.

Доктор посмотрел на девушку в простом темном платье. На собаку рядом с ней. И чуточку смягчился.

Русина…

Война, революция… что видела эта девочка? Какое горе застыло в ее глазах колотым зимним льдом? Что заставляет ее держать пальцы на ошейнике собаки? Словно бы уверенности набираться…

Почему она так настроена?

- Тора, пойдемте со мной. Вы когда-нибудь работали сестрой милосердия?

- Я… участвовала в работе санитарного поезда.

Доктор откровенно фыркнул.

- И возил этот поезд знатных особ?

Зинаида запнулась.

- Как вы узнали?