Лекси Райан - Эти лживые клятвы [litres]

– Это место находится под строжайшей тайной. Это не обычная информация.

Не раздумывая, я сжимаю волосы в кулаке и срезаю их все окровавленным кинжалом. Я протягиваю ему волосы.

– Вот.

Он выпучивает глаза, из уголка его рта капает слюна. Он забирает у меня волосы.

– Да, Огонек.

Я закрываю глаза, готовясь к тошноте, которая приходит с перемещением по миру с гоблином, но это не помогает. Когда мир перестает раскачиваться у меня под ногами и я открываю глаза, меня окружает такая глубокая тьма, что даже мои глаза не могут понять, где мы.

– Теперь я оставляю тебя, Огонек.

Я больше чувствую, чем вижу, как исчезает Баккен, и не пытаюсь его остановить. Воздух холодный, пахнет сырой землей. Должно быть, мы глубоко под землей.

Мордеус думал, что сможет опоить меня, чтобы убедить заключить с ним узы. Потом он решил, что может использовать невинных, чтобы заставить меня это сделать. Это значит, что Мордеусу нельзя было доверять – как все и говорили, – и я боялась, что он проявит свое коварство. Но я была готова к тому, что Мордеус будет вести себя нечестно.

От Финна я такого не ожидала.

Все это время он помогал мне. Он надеялся, что я влюблюсь в него и в конце концов доверюсь настолько, что заключу с ним узы. Он планировал забрать мою жизненную силу, а вместе с ней и волшебную корону, о которой я даже не подозревала.

Я верила, что здесь у меня есть друзья, и на самом деле чувствовала себя менее одинокой, чем в Фейрскейпе.

Но мой единственный настоящий друг – Себастьян, а я слишком много раз не оправдывала его доверие.

Постепенно мои глаза привыкают к темноте, и на них наворачиваются слезы. Не знаю, что я ожидала увидеть. Это его катакомбы. Конечно, здесь захоронены мертвые. Но такого я не ожидала.

Ряд за рядом здесь тянутся стеклянные гробы. Я бросаюсь вперед. В первом лежит женщина – молодая, наверное, моего возраста. Ее длинные светлые волосы лежат на одном плече, ее глаза закрыты. Руки ее сложены на животе.

Она одета в мягкое белое кружевное платье и выглядит как невеста, готовая к свадьбе. Я кладу руки на стекло – хочу отодвинуть его, разбудить ее, чтобы… спасти? Но оно не двигается.

Я прижимаю руку к стеклу.

– Нет.

Я перехожу к следующему гробу и вижу в нем молодого человека. У него впалые щеки и желтоватая кожа. Наверное, он умирал от голода, когда предложил себя Финну. Может быть, он был похож на меня и у него была младшая сестра, которая полагалась на него. Может быть, он отдал свою жизнь, чтобы кто-то, кого он любил, мог выжить.

Гроб за гробом, человек за человеком – эти катакомбы рассказывают историю о чудовище, которое было готово лишить жизни мужчин и женщин, чтобы защитить свою собственную. Когда я натыкаюсь на гроб со знакомым лицом внутри, я опираюсь на него и пытаюсь сдержать рыдания.

Кайла. Я видела, как она предлагает ему себя. Она пожертвовала собой, потому что ее жизнь была хуже этой судьбы – хуже вечности в стеклянном гробу.

Мне хотелось верить, что Финн хороший. Когда Баккен рассказал мне о проклятии, мне хотелось верить, что Финн никогда не отнимет жизнь человека, что он отпустит свою магию и пожертвует своим бессмертием, а не падет жертвой ужасного выбора, предложенного проклятием. Но в глубине души я понимала – и понимала давно, – зачем нужны трибуты.

Я хотела верить, что мы друзья и что связь, которую я чувствовала, когда мы касались друг друга, что-то значила. Но причиной этой связи стала ненужная мне корона. Она нужна ему. И ради нее он собирался меня убить.

– Я держу их здесь, чтобы почтить их память.

Я поворачиваюсь в темноте. Позади меня стоит Финн, рядом с ним плывет шар света, бросающий свет на это преступно красивое лицо. Эти лживые уста. Эти обманчивые серебристые глаза.

– Ты все-таки собираешься попросить меня заключить с тобой узы? Или тебе не хватит смелости взять корону, хотя ты и твои друзья склоняли меня отдать ее тебе.

Он прислоняется плечом к каменной стене и закрывает глаза, как будто очень, очень устал.

– Значит, ты все знаешь?

– Я знаю, что ты планировал убить меня еще тогда, когда пригласил меня на танец, – я не могу скрыть боль в своем голосе. – Все, что ты сделал, чтобы завоевать меня, ты сделал ради короны – чтобы я заключила с тобой узы и корона точно досталась бы тебе.

Он выпрямляется и в отчаянии проводит руками по волосам.

– Я не могу решить проблемы моего двора, будучи в изгнании.

У меня дрожат руки, но я не боюсь. Мне… больно. Мой взгляд скользит по ряду гробов, и комната вокруг меня начинает качаться. Я прижимаю руку к животу и чувствую липкое тепло крови Мордеуса. И моей крови, все еще сочащейся из неглубокой раны, оставленной его кинжалом.

– И пока ты манипулировал мной, ты убивал всех этих невинных людей, потому что верил, что твоя жизнь важнее их.

Я поворачиваюсь к нему, но он даже не думает отрицать мои слова. На его лице маска покорности, его серебристые глаза блестят от печали. Нет, не печали. А того, что он хочет мне показать. Я не позволю собой манипулировать. Хватит.

Я с трудом сглатываю, но это не помогает заглушить боль в груди.

– Их всех убил ты?

– Нет, но многих, – он подходит к первому гробу и осторожно прижимает кончики пальцев к стеклу, рассматривая лежащую в нем женщину. – Слишком многих.

– Ты знаешь их имена?

– Всех до единого.

Я киваю на гроб, на котором покоятся его руки, на том, в котором лежит невеста.

– Кто это?

– Ее звали Изабель, – его голос срывается. Он поднимает голову и смотрит мне в глаза.

Я помню, как спрашивала его об Изабель – о том, кто она такая, что с ней случилось. Я помню боль в его глазах, когда он отвечал: «Она была смертной».

– Ты убил ее, – шепчу я. – Убил свою суженую.

– Да. – Трудно ненавидеть его, когда он так сломлен, но благодаря фактам это делать проще. Он не тот мужчина, каким я начинала его считать.

– Король мертв, – говорю я. Я хочу, чтобы он знал, на что я способна – что мной не так легко манипулировать или одолеть. Я сама хочу это знать.

– Я знаю.

Я вытаскиваю кинжал из ножен на бедре, но держу его в тени на ладони.

– Я убила его.

– Я знаю. Он недооценил тебя с самого начала. Но твоя мать – нет.

Я вспоминаю ее улыбку.

– Не говори о моей матери.

Мои глаза горят. Я не могу думать об этом. Последние девять лет я так злилась на нее за то, что она нас бросила. Я не могу думать о том гневе, который она не заслуживает. О том, чем она пожертвовала ради меня. Еще нет.

– Я могла бы простить тебе обман, но это? – я провожу рукой в сторону гробов. – Я всю жизнь прожила в мире, в котором считалось, что людей можно купить и использовать. Я никогда не передам корону тому, кто является частью этой проблемы.