Светлана Цыпкина - Черные дни в Авиньоне [СИ]

— Зачем? Кроме нас с тобой в ней никто не ездит, — Кроули разглядывал крысу, прикидывая, каким образом она приведет их у Чуме. Крыса скалилась в ответ и один раз чуть не укусила его за палец.

— Но ее в любом случае нельзя просто так пускать по улице. — Азирафель избегал подходить к клетке ближе чем на три шага. — Мертвое животное, заразное, страдающее… — он содрогнулся. — Нет, нет и еще раз нет.

— Выходит, я зря возился?! По-твоему, вывернуть Ад наизнанку — это так просто?!

— Конечно, не просто, — ангел знал, как действует на демона его улыбка, и когда лучше всего ею пользоваться, — и, конечно, ты совершил невозможное. Но, дорогой мой, ты сам прекрасно понимаешь: ее нельзя выносить в мир смертных. У них без того достаточно болезней.

— И что нам делать? — Кроули уже не кипятился, но оставался сердит. — Мертвая или нет, крыса привела бы нас к Чуме. А какой прок от твоей бумажки? Там не разобрать ничего!

— Попробую восстановить текст. Не думаю, что это сложнее реставрации рукописей на пергаментах… — Азирафель еще раз осмотрел квитанцию. — Если рассуждать логически, атрибуты всадников должны храниться, во-первых, в надежном месте, во-вторых, там, куда каждый из четверки в любое время будет иметь доступ. Всадники не подчиняются ни Раю, ни Аду, и если у нашей Создательницы не появилась резиденция на Земле, то почему бы не поручить хранение весов и прочего коллеге, которая отошла от дел? Чума всегда отличалась основательностью и надежностью…

— Да уж, работала не покладая рук, — демон поежился.

— Ты прав, двусмысленный комплимент. Лучше займусь-ка я воссозданием текста. А ты, пожалуйста, упокой несчастное существо.

Окончательно умершая крыса нашла огненное погребение в большом медном тазу у черного хода в магазин. Пока демон чудесил адское пламя, ангел тоже собрался воспользоваться своими возможностями, но в последний момент передумал. Не следует нарываться на замечание от Гавриила — даже несмотря на то, что тот держал себя с подчиненным ровно так же, как и до казни. В Раю вообще все, связанное с неудавшимся Армагеддоном, окружили такой плотной стеной молчания, что Азирафель уже начинал сомневаться: а был ли мальчик-то?

Решив использовать только человеческие умения, ангел вооружился мощной лупой, включил настольную лампу и принялся за дело. Опыта ему было не занимать, терпения — тем более, и через несколько часов кропотливого труда название тихого городка у теплого моря, улица и номер дома проявились на бумаге безо всяких чудес. И кто бы ни обретался по этому адресу, с ним стоило пообщаться.

По случаю повсеместного карантина, связанного с новой болезнью, на дорогах дежурили полицейские посты. Ехать через них невидимкой Кроули посчитал унизительным — главным образом, для своей обожаемой «Бентли». Вот почему эфирный и оккультный просто растворились в воздухе магазина, пропитанном запахом старых кожаных переплетов и горячего шоколада, чтобы через какую-то долю мгновения сгуститься до своего обычного состояния на умытой зеленой улице, продуваемой соленым ветром. Время для визита было выбрано совершенно случайно: когда двое бессмертных идут к третьему, не все ли равно, что показывают стрелки на часах?

— Ага, вот и мадам Лепрá, — пробормотал Кроули, наблюдая, как мимо них по противоположной стороне улицы прошла фигуристая брюнетка. Дама несла на сгибе локтя корзинку и была одета в многослойный хитон из легких тканей цвета корицы и охры.

— По тени узнал? — спросил Азирафель.

Кроули кивнул. За стройными формами и струящимися шелками по асфальту тянулись разрозненные куски тьмы. Словно кто-то неумелый пытался сложить из обрывков черной бумаги силуэт человека, а они никак не желали совпасть неровными краями.

— Вот это да, твари на моей улице! — весело удивились сзади. — Небеса и преисподняя решили напомнить о себе?

Ангел и демон разом обернулись: в тени соседнего платана стояла та самая бегунья — стройная, белокурая, ничуть не постаревшая за сотни лет. Улыбалась она, как живая реклама услуг какой-нибудь дорогой стоматологической клиники.

— Твари? — переспросил Кроули.

— Не людьми же вас называть, — Чума изящным жестом убрала со лба прядь волос. — Если не вдаваться в подробности, да, твари Господни. Создания — слишком длинно, а в ваших чинах мне лень разбираться. Так что вам тут понадобилось?

— Мы, собственно, явились засвидетельствовать наше почтение, госпожа Моровая, а также прояснить один немаловажный вопрос, — под платанами расцвела еще одна улыбка, ангельская. — Но прежде позвольте представиться…

— Первый советник княгини Вельзевул демон Кроули, — третья улыбка собралась превзойти две предыдущие в ширине и ослепительности. — Рад, безмерно рад и счастлив! Позвольте ручку?

— Обойдешься, — Чума в упор разглядывала Азирафеля, словно вещь. — Так, ангел… Как твое имя?

— Азирафель…

— И демон по имени Кроули. Все сходится. Значит, это вы сорвали Армагеддон? — она рассмеялась звонко, беззаботно. — Ну, пройдохи! А с виду и не скажешь… Ладно, идемте в дом, поболтаем.

— Она меня прос-с-стачком с-с-считает? — шепотом обиделся Кроули, но Азирафель молча дернул его за локоть: не время выяснять отношения.

Чума пошла первой, не оглядываясь. Она несла себя легко, гордо, и тень — обычная, человеческая — тянулась за ней шлейфом царских одежд. Солнечные лучи золотили русые волосы, стекали с блестящих бретелей на плечах сияющей мантией.

— «Я взглянул, и вот, конь белый, и на нем всадник, имеющий лук, и дан был ему венец; и вышел он победоносный, и чтобы победить…» — процитировал Азирафель, восхищенный этим зрелищем.

— Ага, иди и смотри, — откликнулся первый всадник, отрывая дверь. — Не споткнись только, Иоанн Богослов.

Кроули собрался спросить, где же конь белый, но решил, что уместнее поинтересоваться другим:

— Откуда вы про нас узнали, несравненная?

— Мышка на хвосте принесла.

— Дохлая?

Чума, уже шагнувшая через порог, остановилась. Обернулась.

— Язык у тебя, демон, больно длинный. Поберегись, не обрезали бы.

Она вошла в дом, оставив дверь открытой. И пусть гости были так же бессмертны, как и хозяйка, оба ощутили некоторую робость, когда шагнули внутрь.

У белого цвета множество оттенков. Свежевыпавший снег, взбитые сливки, утренние облака, венчик ландыша… Ангел, да и демон по старой памяти, могли бы перечислить сотни тончайших вариаций одного и того же цвета, но, оказавшись в покоях Чумы, застыли в немом изумлении: существа, обитающие здесь, предпочитали один вид белого — цвет Вселенной в Первый день творения, когда любая жизнь имелась лишь в проекте.

Оно клубилось, плавало слоями, как дым — белое свечение, идущее словно бы ниоткуда. Солнечные лучи, льющиеся в большие окна, безнадежно тонули в нем. На полу, на стенах с неразличимыми прямоугольниками картин, на простой, без изысков, мебели — повсюду саваном лежала мертвая белизна.