Светлана Цыпкина - Черные дни в Авиньоне [СИ]

— Остановитесь, люди! — воскликнул Азирафель, но в это время второй камень ударил старика в скулу, оставив длинную ссадину. Ангела не услышали.

— Беги, спасайся, — посоветовал Фома, глубже уходя в безопасную тень проулка.

Старик покачнулся, затравленно взглянул на него и бросился бежать. Ноги плохо слушались его, он задохнулся, упал, поднялся со стоном, размазывая кровь из ссадины по лицу, и побежал снова.

Толпа покачнулась, точно брала разгон, и двинулась по кровавому следу, убыстряя ход.

Кроули медленно повернулся к доминиканцу. Тот ответил ему холодным взглядом свысока.

— Какой у тебя интересный язык, монах, — протянул Кроули. — Говоришь «спасайся», а слышится «убейте его».

— Это не твое дело.

В сумраке узкой улочки было хорошо видно, как глаза господина в оранжевом разгораются огнем под цвет его наряда, но доминиканец, похоже, был не робкого десятка: он лишь отступил на шаг, но его голос не дрогнул: — Ступай молись, грешник, ибо последние дни наступают.

— О, да, я грешник, — широко улыбнулся демон и сделал шаг вперед. — Будь уверен, монах: таких грешников тебе еще не встречалось.

Фома перекрестился, решительно протиснулся мимо Кроули обратно на улицу, и очутился перед Азирафелем — не сибаритом-книжником, но ангелом из чина Начал. Суровым белокрылым ангелом, исполненным света.

— Ты скверный человек! — изрек он. При первых же звуках этого голоса Кроули вспомнил все подробности Падения. — Стыдись!

Доминиканец задрожал.

— Рater noster qui in celis es… [27] Первая строка молитвы «Отче наш».

— Убирайся прочь со своим славословием!

Гневный окрик швырнул Фому обратно в проулок. Ничего не видя перед собой, он оттолкнул демона и скрылся где-то в темноте.

— Азирафель, ты что творишь?! — выдохнул Кроули.

Ангел молча полоснул по нему взглядом, который в иных обстоятельствах мог заменить огненный меч, и отвернулся. Кроули опасливо приблизился к нему, выйдя из проулка на опустевшую улицу.

На брусчатке валялись терновые венцы, розги, грубо сколоченное из палок распятие… Рядом с ним ничком лежала давешняя мегера, — в своем последнем исступлении она не успела убраться с пути бегущей толпы.

Вильгельм опустился рядом с ней на колени, бережно перевернул ее на спину, достал из складок сутаны чистую тряпицу и принялся вытирать кровь с разбитого лица.

— Помоги… — простонала женщина, — помолись…

Стон перешел в короткий хрип, и она затихла.

— Господь не оставит тебя в своем милосердии, — Вильгельм всмотрелся в ее лицо, перекрестился и накрыл его испачканной в крови тряпицей.

— Оставит. Кончилось милосердие. И вряд ли было когда-нибудь.

Вильгельм и Кроули смотрели на ангела с одинаково бескрайним изумлением. А он сжал кулаки и, глядя куда-то поверх крыш странно потемневшими глазами, заговорил, точно бросал слова в последний бой:

— Непостижимым замыслом можно объяснить что угодно: Потоп, Голгофу, чуму… погром, что творится сейчас в еврейском квартале… Век за веком видеть голод, болезни, войны, страдания, и верить, что так надо, таков великий план… — голос Азирафеля прервался, будто что-то душило его: — Зачем ты мучаешь их?! Тысячи лет страданий — зачем?! Они же не делаются лучше! Их жизнь по-прежнему беспросветна! Я знаю, ты опять не ответишь, Господи, но я больше не верю в твое милосердие! Я…

— Замолчи, дурень! — рявкнул опомнившийся Кроули. Подскочив к Азирафелю, он тряхнул его за плечи: — В Ад захотел?!

— В Аду хотя бы не требуют веры! — Азирафель попытался вырваться.

— Еще как требуют! — Кроули, удерживая его, покосился на небо: — Он просто устал, слышите? Погорячился…

У их ног послышался громкий шорох. Вильгельм, кое-как оправив лохмотья убитой, подхватил ее на руки и поднялся с колен.

— Нельзя оставлять ее валяться, как падаль, — ни к кому не обращаясь, сказал он. — Похороню ее на нашем кладбище.

Небо пряталось за серыми тучами. Опустевшие дома темными окнами смотрели на мертвую улицу. Вильгельм шел, не оборачиваясь, стараясь, чтобы от движения не слетел покров с лица женщины.

Следом, волоча крылья по грязной брусчатке, понуро брел ангел.

Демон вздохнул, щелчком пальцев переменил оранжевый цвет наряда на черный, и пошел за ангелом.

Этот тесаный камень одним из верхних своих углов выступал над поверхностью дороги. То ли земля под ним просела, то ли соседние камни сдавили… Заметить его обычному прохожему не составляло труда, но готовые к Падению ангелы редко приглядываются к тому, что под ногами. Словом, удариться о коварный угол большим пальцем ноги в тонком пулене было очень неприятно.

Азирафель охнул и начал потихоньку приходить в себя.

Недавняя вспышка гнева сменилась тупым бесчувствием, он плелся за Вильгельмом, с минуты на минуту ожидая кары. Но громы, молнии и разверстая бездна почему-то медлили явиться; ангел рассеянно потер лоб, будто просыпаясь, убрал крылья, пошевелил отбитым пальцем, а когда, наконец, поднял глаза, увидел перед собой ссутулившиеся от напряжения худые плечи, обтянутые серой рясой.

— Отец Вильгельм, давайте, я понесу.

Старик поблагодарил и с видимым облегчением передал ему труп.

— Она, очевидно, долго голодала, поэтому совсем не тяжелая, — заметил он. — Однако руки у меня совсем онемели. К счастью, мы уже почти пришли, еще два поворота улицы…

Он убавил шаг, растирая предплечья, и предоставил Азирафелю возглавить их маленькую процессию.

Ангел до этого момента не носил на руках не только мертвых, но и живых людей. Окровавленную грязную оборванку никак нельзя было назвать приятной ношей, но смятенной душе стало легче от груза, обременившего тело. В помощи смертному была недвусмысленная правда, ангел совершал безусловно хороший поступок, и это сознание немного успокоило его. Он собрался с мыслями. Да, сорвался, вспылил. С ангелами такое иногда случается. Готов ли он протестовать дальше? Ни в коем случае! Утратил ли он веру?

— Господи, конечно же, нет, — бормотал он себе под нос. — Ты же понимаешь, я… ну нельзя же спокойно смотреть на все это, Господи! Ты только не подумай, я не бунтую, и наговорил я там разного не со злыми помыслами, ведь Ты знаешь, Ты же все-все про меня знаешь…

Время от времени он поглядывал на небо, но оттуда посыпался лишь снег. Не огненный и не жгучий — обычная белая крупа.

Пока ангел опасался, что расправа просто запаздывает, демон пытался рассуждать здраво. Азирафель все-таки не Люцифер, и устроил он не какой-то там ужасный бунт. Если Наверху начнут спроваживать в Ад каждого ангела, который брякнет что-нибудь сгоряча, у них скоро никого не останется, кроме Метатрона с компанией архангелов. С другой стороны, хватило одного яблока, чтобы тех двоих бедолаг выперли из Эдема… Конечно, Азирафель и в Аду не пропадет, с его-то умением устраиваться, и видеться они смогут чаще, но кого пришлет Рай ему на замену? Наверняка какого-нибудь принципиального, и с ним ни выпить, ни договориться… Погрузившись в размышления, Кроули не сразу заметил, что старый монах уже довольно долго идет рядом и подозрительно на него косится. О, вот уже и пальцы сложил для крестного знамения, и руку приподнял… Демон предусмотрительно отодвинулся.