Юрий Нестеренко - Лекарство от любви

— Я просто стараюсь беспристрастно рассмотреть все варианты. А не хвататься исключительно за тот, который напрашивается, но не имеет прямых доказательств.

— Против мага как раз лучше всего работают немагические средства, — заметила Изольда.

— То, к чему он не готов и против чего не имеет защиты. Подобно тому, как против рыцаря в латах лучшее оружие — это не меч и не стрела, а, скажем, огонь. Или тот же яд. И скажи, неужели ты действительно веришь, что что-то в Империи — я имею в виду что-то действительно важное — может делаться без санкции Светлого Совета?

— Едва ли, — признал Кай. — Причем не только в вопросах жизни и смерти Империи. И в этом-то и проблема. Триста лет застоя — они ведь не только потому, что маги, мягко говоря, не поощряют научно-технический прогресс. На него попросту нет спроса. Зачем развивать науку, если маги хранят от неурожаев, эпидемий и стихийных бедствий? Да, не все болезни побеждены, и люди все равно умирают, но ведь это в свой черед, а как же иначе, надо принимать законы мироздания, смерть — это часть жизни, Вольдемар вон хотел добиться бессмертия, принося кровавые жертвы, а мы же не хотим уподобиться Вольдемару? Если бы люди стали жить дольше, получилось бы перенаселение, а чтобы не было перенаселения, надо меньше рожать, то есть отказаться от священных чувств любви к жене и детям — что вы, что вы, это же немыслимо! Мудрые Светлые все продумали за нас, дав каждому возможность быть счастливым на своем месте и не зариться на чужое, никто не голодает и не замерзает, нет ни нищих, ни бездомных, даже дороги безопасны — до тех пор, пока следуешь по пути, предначертанному тебе магами! Три века мира и процветания, от добра добра не ищут! — Кай все больше раздражался в процессе своего монолога. — Зачем совершенствовать ремесла, если ремесленник и так зарабатывает столько, сколько ему нужно на жизнь? Допустим, кузнец изобретет вдвое более прочный сплав — стало быть, выкованные им инструменты будут изнашиваться вдвое медленней, и чисто его заказов вдвое сократится. Ну и зачем ему такой прогресс? Или, наоборот, он придумает какое-то приспособление, которое позволит ему за то же время и теми же усилиями ковать вдвое больше плугов. Но кому он их продаст? Ведь число землепашцев от этого вдвое не вырастет. А если вырастет, то они истощат почву, да еще и столкнутся при этом с той же проблемой сбыта! Значит, единственный способ — снизить цену и переманить к себе тем самым клиентов другого кузнеца. Но ведь тогда другой кузнец разорится! Его жена и дети останутся без куска хлеба! Это же аморально! Все эти примеры вдалбливают с детства, их изучают в школе, программа которой утверждена опять-таки понятно кем… Даже в военной области у нас нет никакого прогресса. За триста лет изобрели разве что легкую шпагу, да и то лишь потому, что военным надоело постоянно таскать тяжелые мечи — но это, так сказать, послабление для мирной жизни, как и неполные доспехи, а боевой устав все равно предписывает все те же мечи и рыцарские латы, что и в эпоху Объединения. Ну правильно, нам ведь уже три века как не с кем воевать. Не с кем воевать и не с кем конкурировать. Даже торговать не с кем, кроме как самим с собой. Весь цивилизованный мир объединен под скипетром нашего Императора и мудрым надзором Светлого Совета. Цивилизованный, да. Маги даже не позволяют колонизировать заморские земли. Официально, разумеется — чтобы не тревожить тамошнюю дикую жизнь, прекрасную в своей естественности и первозданности. Но на самом деле, конечно же, потому, что им совсем не нужно появление сообществ людей, вырвавшихся из-под их опеки. Тем более — людей предприимчивых и дерзких, которые как раз и захотели бы туда ехать… У нас ведь даже само слово «дерзкий», которое вообще-то должно звучать гордо, приобрело оттенок безусловного осуждения! Детям с малолетства внушают, что за дерзость они понесут наказание…

— Держу пари, в твоем случае наказания не работали, — прервала Изольда его монолог.

— И мне задавали трепку, но выправить не могли, — процитировал сам себя Кай. — Так что я хотел сказать? А! Маги. Если бы вся эта система была основана лишь на теоретических измышлениях, она бы давно рухнула. Жизнь сломала бы мертвую схему Равновесия Во Имя Процветания. Ибо это равновесие неустойчиво, в нем отсутствуют механизмы саморегуляции, возвращающие систему в исходное состояние. Но беда в том, что маги достаточно могущественны, чтобы обеспечивать ее работоспособность. Чтобы подменить собой эти механизмы. Чтобы давить в зародыше любые потрясения, которые могли бы пустить систему вразнос. И вот только с тобой у них случился сбой. Клин вышибают клином, да. Светлых магов — светлым магом. Ведь формально, по их классификации, магия любви должна быть отнесена к светлым. Хотя сейчас они скорее обглодают себе руки до локтей, чем признаются, что угодили в ловушку собственной морали.

— Я покончу с Равновесием, — пообещала Изольда. — При мне у каждого будет стимул стремиться к большему и лучшему, а не довольствоваться тем же, что его отец, дед и прадед.

— И этим стимулом, конечно, будет любовь к тебе, — откликнулся Кай без энтузиазма. — А высшей наградой для самых успешных — поцелуй в щечку?

— Я не собираюсь никого целовать, — поморщилась Изольда. — Хотя, пожалуй, могу позволять особо отличившимся целовать мне руку. Не надо говорить мне, как это жалко и недостойно мыслящего существа, — поспешно произнесла она, косясь на брезгливое лицо Кая. — Я чувствую то же, что и ты. Но для них это будет работать. А важны не наши с тобой чувства, а практический результат, не так ли? К тому же не забывай, что я не собираюсь объезжать всю Империю, и обширные области так и останутся не охваченными страстью ко мне. Поэтому старые добрые деньги я упразднять отнюдь не намерена. Вот мы и посмотрим, какой стимул окажется сильнее — деньги или любовь…

— Любовь к деньгам, — попытался сострить Кай, но сам понял, что вышло неубедительно. В прежнем мире, возможно, так и было — но не в том, который собирается построить Изольда. Где любовь к ней будет самой настоящей, искренней и верной…

— Результат — это еще не все, — сказал он уже серьезно. — Мотив тоже важен. Мне не нравится мир, где ученый делает открытия не из интереса к науке, а из желания произвести впечатление на женщину.

— Это лучше, чем мир, где открытия не делаются вообще, не так ли?

— До тех пор, пока эта самая женщина благоволит науке. Но стоит ей — или ее преемнице — поменять свое отношение… И потом, эффективность труда такого ученого все равно ниже. Он будет слишком часто отвлекаться на мысли, к науке отношения не имеющие. Может, наконец, и просто подделать результаты, коли главное для него — вовсе не истина…