Шеррилин Кеньон - Интенсивность [ЛП]

Ник вообще не мог винить своих прабабушек и прадедушек.

До того, как началось время, Киссар был настолько чист сердцем, что был выбран духом меча Такары как первый из Сефириев, который использовал ее в битве.

И после несправедливой смерти Киссара боги потребовали дух меча, потому что он осмелился влюбиться в богиню Брайт, которая раскрыла их отношения, когда родила их сына Монакрибоса, Такара отказалась служить другому воину. Меч встал на защиту пары и нанесенной им несправедливости.

Веками меч бездействовал, умышленно безмолвный, отказывая всем Сефириям, которые пытались активировать и использовать ее.

До Джареда.

Деда Ника по материнской линии. Какая ирония, не правда ли. Это заставило его задуматься, знала ли Такара, что Джаред будет последним Сефиротом, чья жизнь будет связана с последним Малачаем. Что меч выбрал военного партнера намеренно, зная, что в будущем Джаред будет использован в таком гнусном замысле теми же богами, которые первыми прокляли род Ника.

«Чем началось, тем и закончится».

Казалось, все движется такими циклами.

В своем сознании Ник слышал мучительный крик Джареда в прошлом, когда Такару вырвали из его руки, и он был наказан за попытку избавить Джейдена от его братьев и сестер. Слышал собственные страдальческие крики Такары, когда ее силой вырвали из его рук. Всякий раз, когда Сефирот соединялся со своим мечом, их партнерство было неделимым и вечным. Потерять одного было все равно, что оторвать конечность от тела.

Как будто крылья Ксева, срезанные с его спины…

Ник был наполнен сочувствием и болью за них обоих. Хоть формально они и были врагами, они также были и семьей.

«Мы несем разрушение. Таковы мы с рождения».

Ник замолчал, услышав женский голос.

— Кто ты?

Из эфира гримуара появилось зловещее лицо. Бледнее снега, с ртутными глазами, она напомнила ему Ашерона и Стикса. Потрясающе красивая, она была хрупкой в своей грации, и все же в ней была сила, которая заставляла искриться воздух вокруг. Она прошла свозь его тело, заставляя каждую молекулу существа встрепенуться и застыть в ожидании.

Без слов он понял, что это Брайт. Киссаром переименованная в Аполлими, которая отказалась, чтобы ее называли чем-то, что символизировало пронзительный холодный ветер, породивший ее, когда Хаос и Порядок впервые объединились, чтобы создать ее. Сефирот придумал имя, которое означало тепло и красоту, которые она для него олицетворяла. Он никогда не увидит в ней ничего другого.

Даже когда они пытали его из-за этой любви к ней.

— Так это ты мать Ашерона.

Слова были произнесены прежде, чем Ник смог их остановить.

Ее серебристые глаза стали красными, а белые светлые волосы вспыхнули, как будто она собиралась атаковать.

Ник приготовился.

Но что-то ее успокоило.

— Ты друг моего Апостолоса…

Это имя она дала Ашерону при его рождении.

— Да.

Ее взгляд смягчился.

— И ты из моей родословной. Далёкой. Он, должно быть, почувствовал это в тебе. — Она обошла Ника небольшим кругом. — Вероятно, поэтому он доверился тебе, хотя это не в его характере.

Во всяком случае, Ник на это надеялся.

И все же, пока она продолжала ходить вокруг него, Ника охватило странное ощущение. То, что было безошибочным и настораживающим.

— Ты не Аполлими! — Он попятился от фальшивой богини. — Кто ты?

Вокруг него эхом разнесся смех. По его телу пробежал озноб. Галлюцинации — это одно, но почему именно эта?

Почему она ?

— Ты знаешь почему.

Он повернулся и увидел позади себя другого Малачая.

— Я не позволю тебе все разрушить! Ты это знаешь. Я не такой.

Киприан засмеялся.

— Ты не можешь это остановить. Это уже произошло. Ничего не поделать. Мне это уже сошло с рук.

— Тогда почему ты здесь? — Ник ухмыльнулся, желая чувствовать себя таким же дерзким, каким притворяется. — Ты думаешь, я не узнаю страха, который вижу в твоих глазах? Да, я вижу твой страх… мальчик . Я чувствую его запах!

Не совсем так. Но сейчас бахвальство казалось хорошим ходом.

Да, это обычно было безопасным решением при общении с кем-либо, кроме учителей, его матери, Калеба, Коди или Баббы. Иначе они отвесили бы ему пинка под зад за такое отношение.

Однако других это обычно сбивало с толку.

Или, в случае с Киприаном, сбивало спесь. Потому что он не был уверен, блефует Ник или нет. Это была единственная «ложь», на которую он был способен с серьезным лицом. С чем-то другим он бы облажался.

По какой-то причине такой блеф ему удавался.

Он уверенно подошел к Киприану и заглянул прямо в глаза.

— Что случилось, мальчик-демон? Проглотил свой язык?

Это разозлило его сильнее, чем ожидалось, так как заставило огонь вернуться в его глаза.

Он потянулся к Нику и схватил его за уродливую гавайскую рубашку.

— Я ничего не боюсь!

Да, они были родственниками. Определенно. Нику нужно было помнить об этом, поскольку проявление трусости для него тоже было пренебрежением, и это всегда делало его склонным к глупостям.

Судя по всему, этот малый взял от родителя очень много, как говориться — «яблочко от яблоньки не далеко падает».

Однако это также дало Нику немного больше понимания характера Киприана.

— Ты боишься будущего так же, как и я. Зачем бы еще тебе здесь быть? Мм? Что заставляет тебя возвращаться к папочке снова и снова? Кто и что сломал на этот раз? — Он раздражающе выгнул бровь, глядя на демона. — Давай, будь честным. Бабба или Марк? Ты был достаточно глуп, чтобы оставить их без присмотра с чем-то важным, не так ли?

— Они оба мертвы, дурак!

Ник воспринял эту новость как удар под дых. Он буквально почувствовал, как ветер выбил из его груди весь воздух.

— Что?

— Это правда. Они оба умерли, защищая тебя . Ты упустил это воспоминание, старик?

Да, упустил. Но как только Киприан заговорил, он сразу очень ясно увидел их смерть.

Хуже того, он видел горе матери. Слышал ее крики, когда она узнала о Баббе, и восприняла эту новость так же, как она восприняла смерть сестры.

Тяжело и лично. Это почти уничтожило ее. И это было единственное, чего Ник никогда не мог вынести.

Видеть свою маму, испытывающей боль.

Зарычав, Ник схватил Киприана и оттолкнул его.

— Что я сделал, чтобы ты так меня возненавидел?

— У тебя было все, чего я хотел! — прорычал он. — Они все любили тебя, а у меня ничего не было! Ничего! Они даже не могли смотреть на меня без отвращения и ненависти!

Эти неожиданные слова потрясли Ника не меньше, чем появление самого Киприана. Ошеломленный, он уставился в лицо демона, не имевшее с ним никакого сходства. Конечно, во многом это было связано с тем, что в этот момент он не выглядел человеком.