Владимир Аренев - Паломничество жонглера

Зачем такому человеку понадобился Найдёныш? Говорят, Тойра вылечил его. Говорят… ох, чего только не говорят в монастыре!

«Теперь уже — говорили», — поправился мальчик.

Не то чтобы он сильно переживал свой отъезд из обители. Конечно, жаль расставаться с Птичем и с Жорэмом; но ведь не обязательно, что он их больше никогда не увидит. И потом, лучше уж быть чародеем, чем монахом. Чародеям и рисовать, наверное, разрешают. Это не считая того, что чародеи попросту могут вон сколько всего!

Но зачем Тойре учить его на чародея? Спрашивать проповедника бесполезно, всё равно, если и ответит, правды не скажет. Вон, едет, капюшон надвинул на голову, глаз не видно, один нос торчит, как сломанный указательный палец.

Найдёныш отвернулся и принялся рассматривать реку и лес.

Рисунки, которые он так долго и тщательно прятал в свитках монастырской библиотеки, удивительным образом оказались все собраны в футляр, который, прощаясь, вручил ему Одноногий Жорэм. «Рисуй!» — велел ветеран, свирепо хлопая Найдёныша по плечу. И погрозил пальцем, дескать, попробуй только не выполни наставления.

А Найдёныш и не думал противиться! Наоборот, теперь, когда не нужно помногу часов читать наизусть «Бытие» или работать до ночи в огороде… Кстати, в футляре, он заметил, есть и чистые листы бумаги. Остается внимательно смотреть по сторонам и запоминать, как выглядит мир. Хотя, конечно, потом он нарисует его по-своему.

«…и не забыть поговорить с даскайлем М'Оссом, — думал Тойра. — Пусть сими решают, но, думаю, рисование не пойдет мальчику на пользу. Может, именно из-за этих рисунков у него и был прорыв! Если б знать наверняка… Но нет, экспериментировать я не имею права. Второй раз могу его и не вытащить, а он мне нужен живым, живым… Более того — вменяемым.

Но если причина и не в рисунках (или не в них одних) — что тогда? В конце концов, Жорэм говорит, что рисовал мальчик давно. А срыв случился только теперь. Почему? Почему?!..»

Топтунья фыркнула и остановилась, словно отказываюсь и дальше везти на себе такого непроходимо тупого седока. Тойра рассеянно пнул ее каблуками (шпор он никогда не надевал, да и вообще отлично ладил с лошадьми безо всяких там уздечек-поводьев), однако на сей раз это не помогло.

— Давай, давай, — пробормотал он, досадуя на задержку. И только тогда обратил внимание, что стоит не одна Топтунья — телеги тоже остановились, и кое-кто из святых отцов уже выбирается на тракт, чтобы поразмять ноги и заодно выяснить, в чем дело. Один из них достает при этом здоровенную дубину и опирается на нее, другой как бы невзначай тянется за луком и стрелами. Вглядевшись, Тойра видит, что дорогу впереди перегородило упавшее дерево а деревья, как известно, редко падают так удачно (или неудачно, смотря с чьей точки зрения оценивать).

Дальнейшее напоминает второсортную пьеску бездарных фигляров. Из лесной чащи в сторону телег летят стрелы, две или три втыкаются в борта, остальные попросту не долетают. Монахи встречают их непочтительным смехом, однако отец Руддин велит Найдёнышу спрыгнуть и спрятаться за телегой. Тойра нехотя слезает с Топтуньи и отводит ее подальше от кустов, из которых стреляют.

Кажется, никто, и в первую очередь сами нападающие, не воспринимает всерьез то, что происходит. Они появляются из леса взъерошенной толпой — подростки, которым по восемнадцать-двадцать лет, самому старшему — от силы двадцать три. В руках — вилы, серпы, у двоих — выщербленные тусклые клинки. Молча, упорно, они бегут к монахам, которые ведут себя совсем не так, как следовало бы «мирным беззащитным путникам». Для святых отцов такая встреча на тракте не в новинку, и дубины у них наготове вон уже в ход пошли. Хотя вилы длиннее, а поди дотянись ими до свирепого дядьки в сутане, который вращает дрыном — не приведи Пестроспинная попасть под руку!

Ойканье, глухие удары — всё происходит быстро, но Найдёныш пытается уследить за каждым, запомнить выражения лиц, жесты, настрой….

Рядом с ним навстречу бегущему молодцу с мечом, кряхтя, поднимается Тойра. Паренек как-то миновал заслон из святых отцов и стремится к вожделенным сундукам. «Интересно, — думает Найдёныш, — а зачем ему столько подков? На счастье, что ли?» Но скорее всего новоиспеченные «лесные стражи» просто не знают, что везут монахи.

— Меч держи ровнее, — бросает пареньку Тойра. — И не горбься. — При этом сам он безоружен, что изрядно сбивает нападающего с толку.

— Ну, — по-отечески улыбается странствующий проповедник, — так и будешь стоять пугалом огородным?

Найдёныш смеется: очень уж забавно смотрится дылда с этим своим мечом, еще и ухо у него левое оттопырено. К тому же Найдёныш представляет выражение лица незадачливого грабителя, когда тот увидит, что лежит в сундуках.

Смех выводит «лесного стража» из себя. Паренек шипит, сплевывает сквозь зубы и ударяет Тойру мечом. Верее, пытается ударить, потому что Тойра не стоит на месте, и уже шагнул вперед и — бац! бац! — стукнул паренька в шею и в грудь, причем не кулаком, а только двумя пальцами. Но получается даже лучше, чем если бы кулаком: паренек с растерянно-обиженным лицом валится вперед, выронив свою железяку. И подняться уже не может. Что с ним?

— Обездвижен, — объясняет, не оборачиваясь, Тойра. Он устраивает тело паренька на телеге и смотрит на тракт — там уже страсти поутихли. Кое-кто из молодцев сбежал, остальные валяются в пыли и стонут.

— Все целы? — спрашивает у отца Руддина Тойра — и непонятно, имеет ли он в виду только монахов или и «лесных стражей» тоже.

— Все, — ухмыляется тот. — А кто не цел, подлечатся. Ничего, им же на пользу. В следующий раз подумают, как на служителей Церкви вилы поднимать. — И монах вворачивает довольно крепкое словцо, вполне характеризующее, по его мнению, и нападавших, и их родню.

— Да при чем здесь… — морщится Тойра. Он склоняется над одним из поверженных грабителей: — Кто у вас за главного?

Бедняга испуганно вертит башкой, видит на телеге обездвиженного и тычет в него пальцем:

— Топырь-Ух! А что с нами теперь будет, господин?

— Это ваше дело, — заявляет Тойра. — Я господин над собственной жизнью — и хлопот с нею мне вполне достаточно. Но урок, так и быть, вам преподам. Сегодня обойдемся без притч, прямым текстом, а то, боюсь, не усвоится. — Выдернув Топырь-Ухов ремень, он сдергивает с главаря штаны и объявляет:

— Вот тебе первое мое наставление, вьюноша. За что бы ты ни брался, делай свое дело хорошо или не делай вовсе. Этот мир слишком неустроен, чтобы сносить бездарных сапожников и никудышных рыбарей.

Каждое слово сопровождается хлестким ударом ремня.

«Хорошо, — подумал тогда Найдёныш, что меня он учить не будет, а отдаст в сэхлию».