Джеймс Блэйлок - Подземный левиафан

— Для чего нужны эти шланги? — спросил он.

— Воздух и давление, — ответил Лазарел. — Красный — воздух, черный — давление.

Гил кивнул, словно и так знал это, потом шмыгнул носом, почесал ухо и поднял бровь с видом чуть удивленным и снисходительным к недостаткам чужого механизма.

— Довольно примитивно, — заметил он. В теперешней обстановке эти слова Гила изумили Джима несказанно.

— Они делают свое дело, и с нас довольно, — заверил его профессор Лазарел.

Гил прищурился и присмотрелся к шлангу.

— Не лучше ли использовать генератор кислорода? — Не дожидаясь ответа, Гил просунул голову глубже в люк, чтобы рассмотреть панель управления. — Мотора нет?

— Нет, конечно.

— Значит, ваше передвижение ограничено длиной шлангов?

— Верно, — ответил Лазарел, принимаясь раздраженно гудеть себе под нос.

— И как глубоко она погружается?

— На двести пятьдесят футов, плюс-минус. Для начала хватит. Если мои расчеты верны, в этот раз глубина не понадобится. На стенах впадины приливного пруда будет до черта интересного, ручаюсь головой. Джон Пиньон выбрал неправильное место для рыбалки. — Лазарел захохотал, довольный своей шуткой.

После слов Лазарела Гил почему-то загрустил — Джим понять не мог, почему. Пиньон был мерзким типом.

— Кстати, о Пиньоне, — продолжил профессор Лазарел. — Как там продвигается постройка твоего аппарата, Гил? Твоего землеройного вездехода?

Гил пожал плечами.

— Вечный двигатель, который ты сконструировал, еще не работает? — Лазарел подмигнул сквозь иллюминатор Джиму.

— Надеюсь, скоро им можно будет пользоваться, — ответил Гил. — Мне была нужна одна деталь, и я никак не мог ее найти. Сегодня днем я увидел ее в одном из магазинчиков на Колорадо.

Гил помолчал немного, потом добавил:

— Оскар Палчек решил, что это спринцовка для носа. Наверное, чтобы подчеркнуть глупость и грубость Оскара, Гил немедленно покраснел — как догадался Джим, в досаде на собственную грубость, на то, что сам сказал такое.

Профессор Лазарел усмехнулся.

— Спринцовка для носа, да? И он нужен тебе для вечного двигателя? — он снова захохотал, не скрывая своего веселья.

— Ну, не полностью. Мне нужен узел, который прикреплен к паровому бачку, но Оскар…

— Пар! — вскричал профессор Лазарел, подчеркивая свои слова щелчком медного тумблера на панели управления. — Ты говоришь о паровом бачке? Тогда твой друг прав. Это действительно была спринцовка для носа.

Сказав это, профессор Лазарел выпрямился во весь рост, высунул голову из люка и, подняв палец, торжественно провозгласил:

— А нос — он и есть нос, всего лишь. — После чего достал из кармана просторный клетчатый платок и оглушительно высморкался, так что батисфера загудела от могучего эха. Повернувшись в люке к дяде Эдварду, он пересказал ему историю Гила слово в слово, добавив в конце, что будь с ними тонко чувствующий слово Уильям, спринцовка наверняка доконала бы его.

Однако Гил не разделял восторга профессора. Устремив взгляд к далеким горам, четко выделявшимся на голубом небосводе, он печально и безмолвно покачал головой; легкий ветерок сдувал пряди светлых волос с его лица. Через пять минут Гил ушел, так и не сказав больше ни слова. Джим совершенно непоследовательно впал в уныние из-за ощущения, что профессору Лазарелу не следовало быть таким бесцеремонным с Гилом, который совсем не понимает шуток. Сама по себе мысль о том, что спринцовка для носа Оскара может стать частью вечного двигателя, была определенно глупой, но Гил не был глуп — возможно, он был сумасшедшим, но никак не глупцом. Оставшись, Джим рассказал про случай с машиной Хасбро, который дядя Эдвард почел, конечно же, вымыслом. Он выслушал Джима с вниманием и обеспокоенностью, однако беспокойство дяди было того же рода, что и появляющееся на его лице во время периодических визитов домой Уильяма Гастингса.

В субботу утром, за завтраком, чуть не подавившись кофе, дядя Эдвард воскликнул:

— Ты можешь в это поверить?

Джим оторвал взгляд от своей книги «Злоключения Фу Манчу». Мать не разрешала ему читать за столом, но дядя Эдвард ничего против не имел. Дядя бросил газету на стол и прихлопнул ее ладонью.

— В четверг Джон Пиньон был избит бандой уличных хулиганов! Его отвезли в больницу!

Джим опустил книгу на стол и отпил молока.

— Сильно ему досталось?

— Нет, пострадал в основном морально, — ответил дядя Эдвард, качая головой. — Его ударили под дых. Прохожие доставили Пиньона в больницу Глендейл, но он ушел оттуда на своих двоих через пару часов. Напавших он опознать не смог.

Дядя Эдвард замолчал и поднес к губам чашку с кофе, еще раз пробегая глазами заметку. Джим глубоко вздохнул и снова взялся за Фу Манчу.

— Ха! — снова выкрикнул дядя Эдвард. — Послушай-ка вот это! Понятно, почему он не захотел назвать имена тех, кто его бил. Он был переодет мороженщиком. И приехал на белом грузовичке с рекламой и электрическим колокольчиком, играющим «Спи, мой черный барашек, усни». Так вот кто это был! Господи! — Дядя Эдвард бросил газету на стол, схватил телефонную трубку и поспешно набрал номер Лазарела. — Привет, это я, — крикнул он в трубку. — Молчи и слушай. Помнишь тот белый грузовичок, о котором я тебе рассказывал, — он без конца колесил по дороге мимо моего дома? Помнишь? Так вот, ты не поверишь. Там сидел Пиньон — я только что прочитал в газете.

Дядя зачитал в трубку заметку от начала до конца. В ней также говорилось, что, по словам свидетелей происшествия, Пиньон, пытаясь заманить в свой грузовичок троих мальчиков, пел песенки и танцевал перед ними. Но все его уловки оказались бесполезными, ребята за ним не пошли, а самый крупный из них, толстяк в красной рубашке, ударил Пиньона в живот. После того как Пиньон упал, мальчики убежали в сторону Хаббард-стрит.

— Похоже, они намекают на то, что Пиньон извращенец! Можешь себе представить? — Эдвард помолчал, выслушивая ответ профессора Лазарела, потом хмуро кивнул. — Этого следовало ожидать. У меня, кстати, давно уже возникали такие мысли. Что-то затевается.

Дядя Эдвард покосился на Джима, прячущегося за книгой, на обложке которой был изображен бородатый Фу Манчу, розовый гриб и пузатый инопланетного вида скорпион, удирающий без оглядки, как будто за ним черти гонятся.

— Я перезвоню, — сказал дядя Эдвард в трубку. — Забудь о нем; встретимся через час в доках.

Закончив переговоры с Лазарелом, дядя Эдвард многозначительно откашлялся. Джим поднял глаза, предчувствуя приближение серьезного разговора.

— У Оскара есть красная рубашка?

— Да.

— Он часто ее надевает?

— Да, довольно-таки.

— Она была на нем в четверг?

— Кажется.

Дядя Эдвард кивнул.