Сергей Челяев - Ключ от Снов

Сестричка Клотильда всегда была искусницей и мастерицей на всякого рода ловушки и западни, об этом Ралина помнила еще с детства, когда она была не Верховной друидессой, а маленькой девочкой. И хоть в хитроумные силки и продуманно расставленные петли ее младшей сестренки, поднаторевшей в этом деле не чета мальчишкам, попадались главным образом несмышленые мышата из хлебного амбара или глупенькие пернатые пичуги, привлеченные горстью семечек, рассыпанных в петле силка, Ралина вдруг почувствовала себя мудрой старой мышью, которую сейчас готовятся провести на мякине. Потому что, если Сложное всегда можно предположить, хотя бы по его подготовке и связанным с этим неизбежным шумом и возней в стане неприятеля, то от Простого защититься заранее зачастую невозможно. Потому что у Простоты всегда слишком много, неисчислимо много вариантов.

– В детстве я всегда был завзятым любителем птиц. Не веришь? – усмехнулся Сигурд. – И зря, между прочим. Мало кто из соседских мальчишек мог сравниться со мной в умении распознавать голоса всяких пичуг. Еще подходя к лесу, на первой же опушке я уже мог слышать и определить самых разных птиц, что пели вдали: кто сидит на гнезде, кто кормится, кто ухаживает за кем, ссорится, озорничает… Птицы, Ян Коростель, – Сигурд вздохнул чуть ли не мечтательно, – они великие озорники. Поэтому за ними постоянно нужен глаз да глаз.

– А мне кажется, что ты все лжешь, – тихо сказал Ян. – И про детство, и про птиц, и про мальчишек соседских. Ты, по-моему, совсем не похож на человека, у которого могут быть друзья.

– Вот как? – заинтересовался Птицелов. – Скажите, пожалуйста! И на кого же, по-твоему, я похож?

– Сам на себя, – еще тише ответил Коростель.

– Вот те раз! Ну, допустим. И что же в этом плохого? – шутовски всплеснул руками Птицелов. – Человек и должен походить сам на себя, на кого же еще?

– Не в этом дело, Птицелов, – мрачно посмотрел на него Ян, встретив насмешливый взгляд зорза. – Ты просто больше ни на кого не похож. Ни на кого и ни на что. Совсем. А человек не должен быть… таким. Человек – он… Он всеми бывает, – пробормотал Коростель.

– А ты, значит, похож на эту голенастую птицу, что по осени шагает себе пешком в теплые страны? – усмехнулся зорз.

– Может быть, – согласился Коростель. – Но, прежде всего я похож, наверное, на своих отца и мать.

Несколько мгновений Птицелов сидел без движения, затем быстро поднялся и ушел к воинам. Те испуганно вскочили со своих лежанок, сооруженных из мешков и полушубков, но страшный колдун только скользнул по ним взглядом, опустился у костра в отдалении и так просидел здесь весь остаток привала. Затем воины поднялись, к Яну как всегда подошел чудин с коротким копьем наизготовку, делая вид, что сейчас легко тыкнет его в спину. Коростель нехотя поднялся и побрел вслед за Лекарем. Спиной он постоянно чувствовал сверлящий его взгляд Колдуна, а случайно встретившись глазами с Птицеловом, Ян заметил, что Сигурд демонстративно отвернулся.

На очередном привале Птицелов долго о чем-то тихо беседовал со своими подручными и в течение разговора несколько раз махнул рукой в сторону Коростеля. Ян ждал, что теперь что-то, быть может, переменится в его судьбе, но до следующего привала они вновь шли в том же порядке: Ян – в хвосте, Колдун – замыкая цепочку.

На следующей остановке разожгли костер и стали готовиться на ночлег. Птицелов вновь долго разговаривал со старшими из союзных воинов. Оба его подручных сидели возле огня, неподалеку от Коростеля, но разговора он не слышал. Тогда Ян натянул на себя всю одежду, что нашлась поблизости, и, смежив веки, отчаянно попытался заснуть, поскольку намаялся после дневного перехода так, что все тело гудело, и он не чувствовал под собою ног. Наконец это ему удалось, и он забылся во сне, однако очень скоро проснулся оттого, что отчаянно озяб. Коростель собрался было уже сбегать до ветру, как вдруг услышал рядом негромкий голос Лекаря. Костер за несколько часов привала уже порядком поугас, пламя, и без того не высокое из-за строжайшей экономии топлива – строжайший приказ Птицелова всем костровым, – уже не гудело, а лишь потрескивало в глубине угольками. Поэтому Ян обнаружил, что хоть плохо, но вполне может расслышать слова, если очень чутко внимать беседе его конвоиров-зорзов. И он сразу навострил уши и затаил дыхание.

– Во всем этом столько же дешевого авантюризма, сколь и похвальной дерзости, – задумчиво проговорил Лекарь, раскапывая из углей на своем краю костра запеченную хлебную корку.

– Нашему достославному Мастеру Сигурду в равной степени свойственны и то, и другое свойство человеческой натуры, – осторожно заметил Колдун. – Хотя сейчас случай, наверное, исключительный, в этом я с тобой, пожалуй, согласен. Но только что это меняет?

– Мне в последнее время все чаще начинает казаться, что Сигурд мечется от одной цели к другой, от человека к человеку, от одного колдовства до другого. А ведь, помнится, раньше ему было глубоко наплевать, к примеру, на людей, – Лекарь извлек из красного, дышащего жаром марева углей обугленный кусочек хлеба и принялся брезгливо отщипывать сгоревшую корку.

– Ты имеешь в виду мальчишку? – понизил голос Колдун, и Ян весь подобрался, поняв, что речь сейчас пойдет именно о нем.

– И парня, и его смазливую девку, а еще – отступника-друида, из этих Зеленых сумасшедших, – кивнул Лекарь. «А это уже о Молчуне», – догадался Ян, делая попытку незаметно повернуть голову, чтобы лучше слышать. «Так значит, он сейчас в отряде, который уводит Руту! Плохо дело…»

– Наш мастер Сигурд, как ты выражаешься, только и делает, что допускает просчет за просчетом, особенно – у Парома Слёз, – в голосе Лекаря явственно слышались раздраженные нотки.

«Ого, да тут попахивает бунтом на корабле!» – смекнул Коростель. А вот интересно, нельзя ли, подумал он, попытаться вбить в это единство хозяина и его преданных гончих псов маленький, но крепкий и острый клин? И еще лучше – совсем неприметный.

– А ты уверен, что это – только просчеты? – продолжил зорз. – И наша лодка все еще имеет над собой надежный парус?

Колдун не ответил, но, как понял Ян, слушал очень внимательно и, по всей видимости, сейчас молча размышлял над словами своего товарища.

– Я и прежде видел, что не все в порядке с нашим Мастером, но всерьез задумался об этом, только узнав о страшной судьбе Старика, – Лекарь меланхолически теребил хлеб, мял в жестких руках, перетирая мякиш, и крошки дождем сыпались в золу. – А как ты думаешь, разве Сигурд не мог спасти Старика, изменив его посмертную судьбу? Старика, который месяцами лазил по завшивевшим деревням, выискивая нищих и юродивых, у которых Птицелов что-то там искал в селезенках и прочих кишках? Ведь даже мне тогда, единственному из всех нас, кто хоть что-то знает об этих видах магии, об этих проклятых некромантских делах, Сигурд так ни разу и не сказал о цели своих поисков. Ни слова! Даже намеком! А я думаю, он был в силах вмешаться в жребий Привратников и вытащить для Старика более приемлемый вариант вечного упокоения!