Сергей Челяев - Ключ от Снов

– Что же тогда осталось в миске? – нехотя и потому довольно хмуро спросил Ян. На душе у него тупыми когтями скребли черные кошки.

– В миске-то? – Птицелов поднял горсточку снега, медленно растер в руках. – В миске тогда уже не было заклятья. Только образ. Ну, чтобы тебе стало понятнее – что-то вроде следа. В том числе – и для нас. Именно по этой миске мы тогда и догадались, что старик умудрился противостоять заклятью, поскольку изображение в воде уже начинало тускнеть, чуть ли не на глазах. В тот день я впервые подумал, что потерпел неудачу, и теперь старый пройдоха-друид улизнул, пусть хотя бы даже и в смерть. Хотя и моя наиглавнейшая цель все же была достигнута: я убрал с пути своего опаснейшего врага, который в скором времени собирался мне ох как навредить! В итоге мне удалось сорвать возможный союз Севера с Востоком, и война, как видишь, до сих пор продолжается. А война, мой дорогой Ян Коростель, лучшее время для обделывания любых дел, ибо это – время неразберихи. И хаоса.

И только сейчас я начинаю понимать: ведь моя сила и моя удача остались здесь! Возле этого дома, в дурацкой миске с водой… Ты хоть понимаешь, как это страшно?! Но я, парень, отнюдь не из тех, кто, сложа руки, проклинает судьбу. Здесь, в этом доме, в этой земле, еще черт знает где, но здесь, – Птицелов простер перед собой руки, – разлита моя сила. И я вытяну ее обратно, уж будь уверен, вытяну до последней капельки! И в этом мне должна будет помочь одинокая и неприкаянная душа старого дурака, который наивно уверовал, что может избежать уготованной ему роли, пусть даже и в смерти! Слепец… Я войду в этот дом и обрету в нем то, что мне не суждено утратить так просто. И мы еще повоюем, глупый ты мой Ян! Мы еще посмотрим, кто кого.

Птицелов все говорил и говорил, упиваясь собственным красноречием, а Ян подошел к калитке и осторожно тронул ее рукой. Он и сейчас все-таки ожидал, что дом встретит его, как встречал прежде после долгого отсутствия. Но дом не отозвался на его немой призыв, в душе стояла пронзительная тишина, и только ветер спорил сам с собой и ругался над крышей. Коростель осторожно отворил калитку и ступил во двор.

Ощущение было такое, что после его ухода здесь так и не побывал никто из гостей, непрошеных, желанных или вовсе случайных. Непохоже было, чтобы дом навещали на случай проведать и соседи из деревни, где когда-то жила с родителями Рута. Во дворе царило особенное запустение, словно на всем – поленнице, колодце, месте для костра, скамейке – лежал тонкий слой невидимой зачарованной пыли. В колодезном ведре застыла большая ледышка, вся пропитанная черными вкраплениями сора. Двери сарайчика для садовой утвари и инструмента были приоткрыты и тихонько поскрипывали на ветру. На двери висел изрядно проржавевший замок. Ступени лестницы были завалены плотным, слежавшимся снегом, на котором почти не осталось следов сапог, когда Ян осторожно поднялся на крыльцо. В укромном месте под коротеньким, куцым навесом, защищавшем двери от дождя, Коростель нащупал ключ от двери, обтер его рукавицей и вставил в замочную скважину.

Замок подался не сразу, ржавчина и холод дали о себе знать. Наконец ключ провернулся раз, потом другой, и дужка нехотя высвободилась. Ян взялся за дверную ручку, чтобы, слегка потянув дверь на себя, выровнять петли и вынуть замок, и тут ему показалось, что внутри дома раздался какой-то звук. Он толком не расслышал, то ли это был шорох, то ли тихое шипение, но звук там только что был, и Коростель, тотчас же выпустив ручку, застыл, прижавшись к дверям.

– Что, воспоминания нахлынули? – усмехнулся Птицелов, который по-своему истолковал заминку Коростеля. – Это бывает… А дом-то твой, похоже, не очень-то тебя встречает: и двери не нараспашку, и вымерло все, да и вообще тут у тебя мерзковато – даже на погосте, по-моему веселее будет. А ведь говорил я тебе тогда: не броди зря по свету, сиди лучше дома да сторонись всяких подозрительных компаний, а лесных голодранцев – в особенности!

И Птицелов саркастически развел руками, мол, я-то предупреждал, вот только кто меня захотел слушать?

Ян постоял еще с минуту, но в доме было тихо, и он решил, что странный звук в комнате ему просто почудился. А, может, это просто ветер забрался в комнаты, играет там с фрамугой или одолел рассохшуюся форточку… Коростель с некоторым усилием вынул замок, взялся за дверную ручку и осторожно потянул на себя.

Дверь отворилась без скрипа, в сенях было сумрачно, несмотря на открытые ставни. Коростель, уходя с друидами, по старой деревенской привычке, чтобы в окна между ставнями не заглядывали всякие досужие бродяги, плотно задернул занавески. Он вошел в комнату, и сердце его болезненно сжалось. Стены комнаты тоже почернели, словно в доски въелась какая-то древняя, болезненная сырость. Даже на потолке повсюду были какие-то темно-бурые с разводами пятна, хотя в этом доме никогда не текла крыша. Затем Ян услышал, как в дом вошел Птицелов и остановился за его спиной. Коростель вздохнул и шагнул к столу.

Стол был чист, на нем не было ни пылинки, и только посередь столешницы чернело большое, не то выжженное, не то вытравленное пятно. Ян смотрел на него, не в силах сообразить, откуда тут взялось это пятно, коли дом все это время, еще с конца весны стоял заперт. Ему почему-то очень не хотелось касаться не только странного пятна, но даже и самого стола, и Коростель обошел его и, скинув полушубок, положил на кровать, стоявшую поодаль. В душе его сейчас было смятение, но самое главное – у него не было ощущения, что он вернулся домой.

Птицелов тем временем повесил одежду на покосившийся ржавый гвоздь, хотя в доме Коростеля все гвозди прежде были целехоньки, по-хозяйски осмотрел весь дом, заинтересованно поцокал языком, оглядывая почерневшие стены. На потолок Птицелов смотрел дольше всего, затем подошел к окну, подергал и пошатал рамы, после чего тихо присвистнул.

– Интересное дело получается, парень. Тут, похоже, был бой.

И когда Коростель удивленно обернулся на его слова, Птицелов устало опустился на скрипнувший под ним стул, придвинулся вместе с ним к столу и осторожно поковырял ногтем обугленное пятно. Затем осмотрел испачканный палец, зачем-то лизнул его и как-то невесело подмигнул Яну.

– И, по-моему, я даже знаю, кто тут одержал победу.

Зима – всегда магическое время.

По весне природа кипит, бурлит и извергает из любой души волны страстей, приступы безумств, сочные листья желаний. Весне Света, когда снег слепит глаза и далеко видать вокруг сквозь влажные чернеющие леса, приходит на смену весна Воды. В безудержном половодье тают снега и на земле и в душе. Всякий в это время испытывает неизъяснимое волнение, томление в крови, смятение чувств, сердечные муки и неясный зов. Но пригревает солнце, и повсюду – брызги травы, всплески цветов, краски и звуки переполняют мир. Пчелы, бабочки, клейкая листва, теплые проливные дожди и птицы, вернувшиеся на старые гнезда и зовущие друг друга в быстро густеющие кроны кленов, лип и тополей. И повсюду – пьянящие запахи черемухи, наполняющие лесные овраги до краев безумными ароматами ночной весны.