Алан Фостер - Королевства света

Радужная волна прошлась над замком и продолжила свой путь в самые отдаленные уголки Годланда. Когда Кобкейл опустил руки и открыл глаза, то к своему ужасу увидел сверкающую разноцветными кристаллами огромную каменную крепость. Краски вернулись на знамена, свисавшие с флагштоков. Цветными стали зловонные пятна какой-то жидкости, заляпавшей весь каменный пол под ногами, деревянные рамы некоторых окон и даже его собственная одежда.

Кто-то настойчиво тряс его за плечо. Рядом с ним стояла Кеброча, что-то бессмысленно бормоча себе под нос. Кобкейл замахнулся и отвесил родственнице такую сильную пощечину, что она отлетела назад. К тому времени, как она долетела и плюхнулась на брюхо, потрясенные Мундуруку стали потихоньку приходить в себя.

– Что же нам теперь делать? Ни один человек не может сломить проклятие Хаксана!

– Вот именно, ни один. – Прищурив глаза, Кобкейл задумчиво смотрел в ту сторону, откуда примчался цветной ураган. – Собирай клан. Наша работа здесь не закончена. Осталась еще одна вещь, которую мы проглядели, и теперь придется ею заняться.

Он остался стоять у парапета и размышлять, глядя на юго-восток. Озадаченная Кеброча поспешно засеменила обратно в замок, вереща во всю мощь огромных легких.

Двадцать два гоблина собрались очень быстро. Возвращение красок смущало и пугало их; возбуждало и приводило в ярость. Пока они ждали, что скажет Кобкейл, несколько гоблинов подрались. И не потому что драчуны как-то особенно злились друг на друга, просто скандалы и драки традиционно служили им для того, чтобы выпустить пар и выразить свое разочарование.

Но даже те, кто в этот момент как раз вонзили зубы в руку или ногу кого-нибудь из родственников, прекратили все, как только Кобкейл потребовал внимания.

– Наше заклинание было сломлено, – объявил он, изо всех сил шевеля своим жабьим ртом.

– Мы это знаем, – каркнул Кушмаус. – Что мы будем делать?

– Гр-р-рорк, вот именно, – добавил Корпоун. – Если мы не вернем все, как было, у некоторых из этих вероломных людишек могут появиться какие-то мыслишки. – Он стукнул бородавчатым и прыщавым кулаком по ладони. – Лучше всего, чтобы они лежали растоптанные под ногами, лицом в грязь.

Чуть повернув голову, Кобкейл плюнул на стену чем-то мерзким.

– Пока вы все тут носились, потеряв голову, я позаботился о том, чтобы проследить путь противодействующего колдовства. Я его просчитал. Я знаю, откуда идут всплески красок, и кто мог все это натворить. – Его глаза горели. – Клан отправится туда и раз и навсегда покончит с теми, кто осмелился не повиноваться нам.

На призыв Кобкейла они откликнулись кровожадными воплями и криками поддержки, от которых люди, прислуживавшие в замке, в ужасе содрогнулись. Страх был виден даже на лицах тех тварей из Орды, которые вскоре прибыли, ведя на веревке троицу недавно превращенных. Но выражение лиц у солдат можно было назвать спокойным по сравнению с тем, как выглядели Куол и его спутники.

Все члены клана толкались и пихались. Столпившись на высокой узкой площадке башни, откуда открывался вид на порабощенный Кил-Бар-Бенид, Кобкейл поприветствовал новоприбывших. Оста-нов. ившись около Куола, коренастый гоблин посмотрел на него и двух бывших летучих мышей-вампиров. Куол был настолько зол, что он дерзко взглянул на Кобкейла. Рут и Рата, напротив, дрожали от нескрываемого страха.

– Что все это значит? – крепко связанный Куол горящими глазами смотрел на тихо кипящего Мундуруку. – Почему нас сюда приволокли так неожиданно?

Голос Кобкейла был опасно спокоен.

– Сдается мне, друг Куол, что ты был не до конца откровенен с друзьями Мундуруку.

Куол больше удивился, чем испугался. Поэтому спросил, заикаясь от сдерживаемой злости:

– Что ты имеешь в виду?

– Только что у меня появились основания полагать, что эти звереныши проклятого мага Суснама Эвинда не только выжили в том странном месте, куда, как вы уверяли, их сослали навеки, но и вернулись оттуда с таким могуществом, которое трудно было у них заподозрить. – Одной рукой он обвел все вокруг. – Думаю, что возвращение поганых веселых красок в эту покоренную страну – их рук дело.

Рата с горящими красными глазами забилась в своих путах.

– Это невозможно! Их должны были изгнать из последнего королевства света, и мы сами видели, как их уничтожили.

– Не следовало полагаться на то, что другие сделают за вас вашу работу. – Кобкейл вынул из зубов что-то маленькое, зеленое и еще не совсем умершее.

– У нас не было выбора! – протестовал Рут. – Мы были вынуждены…

– Вы должны были сделать то, что вам поручили, – перебил его Мундуруку, – но, очевидно, вам это не по силам.

– Этого больше не повторится, – заикаясь, пыталась оправдываться Рата.

– Конечно, не повторится. – Подняв обе руки, Кобкейл произнес несколько значительных фраз, одинаково непонятных ни пленникам, ни их стражам. Потом, очевидно удовлетворившись, он энергично вломился в толпу Мундуруку. После того как к ним присоединился последний, двадцать второй член клана, раздался оглушительный взрыв, волной отбросивший потрясенных наблюдателей. Что-то взревело, будто ветер, рвущийся на части, и Мундуруку исчезли, все до одного. Исчезли вместе со своими косматыми волосами, облупившимися рогами, грязными клыками и желтушными глазами.

Горстка стражников в растерянности смотрела друг на друга, не зная, что делать дальше. Потом закричала Рата. Это был омерзительный дребезжащий звук, звеневший на пределе человеческого восприятия. Ей начал вторить Рут, и, яростно сдерживая вопль, закричал до конца непокоренный Куол.

Немногое может вызвать ужас у бойцов Орды Тотумака. Но то, что происходило на их глазах на верхней площадке башни, заставило даже самых закоренелых сжаться от страха.

Из тел трех бьющихся в конвульсиях узников, корчась и извиваясь, стали появляться черные черви. Пленники, подкошенные невыносимой болью, рухнули на каменный пол, дергаясь и метаясь по нему, как пойманные рыбы. Агония была такой сильной, что они даже не кричали. Еще некоторое время они дрожали и мучились, а потом, к счастью для них, затихли. То, что вылезло из них, были не черные черви, а настоящие нервы и жилы, лежавшие застывшими безжизненными кольцами вокруг неподвижных трупов трех бывших слуг Мундуруку.

Даже в смерти красные глаза беспощадного убийцы горели непримиримой ненавистью ко всему, что не могло называться Куолом.

Цезарь и Какао увлеченно беседовали. Тай проводил ревизию на кухне и пытался определить, что из продуктов в кладовке еще было съедобным. Сэм помогал Макитти латать дыры в соломенной крыше, а Оскар сидел на своем любимом месте – крылечке перед домом. Он жевал хлеб с котлетой, когда до него донесся какой-то вой, постепенно усиливавшийся. Он вскочил и стал удивленно озираться по сторонам. Оказалось, что этот звук услышал не только он. Его друзья были также заинтригованы странным шумом.