Светлана Середа - Эртан

— Вы правда хотите знать или просто из вежливости спрашиваете?

— Конечно, хочу, — обиделась я. — Из вежливости и от скуки я могу и с Женькой поговорить.

— Около шестисот лет назад через заставу в Сумеречном Ущелье прорвалась стая волколаков. Во внешний мир им пройти не удалось — жители Зингара, вампирского поселения, расположенного прямо у выхода из Ущелья, уничтожили их. Но в самом поселке было много жертв. Вампирские правила на этот счет очень строги: все укушенные волколаками были немедленно убиты. Все, кроме одного: восьмилетнего сына Фар-Сейнаро, которого мать спрятала в лесу. Фар-Сейнаро разыскал жену, но видя ее страдания, не смог поднять руку на сына, хотя понимал, что спасти ребенка нет никаких шансов. Это завязка. А сама повесть рассказывает о трех неделях, которые они втроем провели в лесной хижине: автор повести, его жена и восьмилетний мальчик, их единственный сын, который постепенно превращается в волчонка.

— Разве волколак не превращается в волка только единожды в месяц, в полнолуние?

— Кто вам сказал такую чушь? — удивился Вереск. — Это опять что-то из вашей мифологии? Укушенный волколаком превращается в волка довольно медленно. У взрослого эльфа или вампира полная трансформация занимает около месяца, ребенку потребуется от недели до двух, человек вряд ли продержится больше трех дней. Потом, если у него достаточно сильная воля, раз в месяц — не обязательно в полнолуние, обычно в ту фазу луны, когда он был укушен — оборотень может принимать человеческий облик и способность мыслить разумно. Но это вряд ли принесло счастье кому-либо из волколаков: они при этом помнят все, что сотворили в облике волка.

— А… чем закончилось? — дрогнувшим голосом спросила я.

— Волчонок загрыз свою мать, и Фар-Сейнаро его убил. Другого исхода быть не могло. От укуса волколака нет противоядия, и трансформация — процесс необратимый. Лайри не хотела этого принять, но это факт.

— Не могу ее за это винить, — я зябко поежилась. — Надеюсь, мне никогда не придется делать такой страшный выбор. Я бы не смогла убить собственного ребенка — и вообще кого-либо, кто мне дорог.

— Если бы вы прочитали книгу, вы бы сделали это без колебаний, Юлия, — серьезно сказал полуэльф. — Она ведь не только — и, может быть, даже не столько — о трагедии родителей, которые теряют единственного сына, но и о том кошмаре, который переживает мальчик, превращающийся в зверя. Он всего лишь ребенок — перепуганный, растерянный, не понимающий, что с ним происходит. Вполне естественно, что его разумная часть ищет защиты и спасения у матери. Но инстинкты хищника, которые с каждым днем становятся все сильнее, видят в ней лишь источник свежего мяса и соблазнительно теплой крови. То, что мальчик продержался три недели прежде, чем вцепиться ей в глотку, говорит исключительно о его сильной воле.

Я слишком живо представила себе мучения малыша, и непрошенные слезы навернулись на глаза. Горячая капля упала Женьке на щеку. Он вскочил, встревоженно заглядывая мне в лицо:

— Юлька, ты чего? Ну, перестань, это ж было шесть веков назад! Ну чего ты, в самом деле!

— Материнский инстинкт, — невозмутимо пояснил полуэльф. — Истории о детских страданиях всегда вызывают у женщин слезы.

От этого циничного — хотя и, безусловно, справедливого — замечания плакать моментально расхотелось.

— Я смотрю, вы большой знаток женской психологии? — неприязненно осведомилась я.

— Это физиология, Юлия. Ничего больше. И это абсолютно нормально.

Тон его был спокойным, но мне почудилась скрытая насмешка. Невежливо отпихнув белль Канто, я резко поднялась.

— Тоже мне, физиолог непризнанный, Павлов местного разлива, блин, — сквозь зубы бормотала я, быстрым шагом направляясь в сторону леса.

Женя в два прыжка настиг меня и подхватил на руки.

— Идиот! — я взвизгнула от неожиданности. — Поставь ребенка на планету!

Он отнес меня на прежнее место и с довольной ухмылкой сгрузил обратно на траву. Я попыталась снова подняться, но Женька обхватил мои плечи так крепко, что я едва могла дышать.

— Отпусти!

— Ни за что. Ты тут же слиняешь в лес, и на тебя там набросятся дикие вол… эгхм… кролики. Мне будет тебя очень не хватать, — добавил он проникновенным шепотом.

Я дернулась еще пару раз — больше для виду — и затихла. Весь этот безумный фарс выбил из моей головы переживания о мальчике-волколаке и его несчастных родителях, и мысли вернулись к более насущной проблеме: что такое происходит с Женькой? Определенно, он вел себя очень странно. Так, словно имел на меня какие-то виды. Не то чтобы мне это не нравилось… черт, да еще месяц назад я бы взвыла от восторга, заметив такое внимание с его стороны. Но с тех пор многое изменилось. Во-первых, у него появилась девушка — об этом знал весь дворец, и даже его величество, хоть и посматривал в сторону ухажера дочери с подозрением, не проявлял открытого недовольства их отношениями. Во-вторых, та ночь с Вереском повернула какие-то шестеренки в моей голове. Нет, я не влюбилась: при свете дня я могла признаться себе в этом со всей определенностью. Но иногда, ночами, я вспоминала горячее дыхание на своей щеке, неуловимый запах вереска, смеющиеся глаза — «Сумасшедшая девушка!..» — и наваждение накатывало с новой силой. В общем, все стало как-то сложно, и я уже не была уверена, что хочу более близких отношений с Женькой. По крайней мере, мне нужно было время, чтобы во всем разобраться.

— Жень, можно тебя на минуточку? Поговорить надо.

— Конечно, — с готовностью откликнулся он. — Пойдем прогуляемся по памятнику старины.

Едва крепостная стена отделила нас от Вереска, я остановилась и требовательно посмотрела на Женьку:

— Что, черт возьми, происходит?

Он выдал мне самую обаятельную из своих улыбок. (Уж что-что, а улыбаться этот паршивец умеет.)

— Ты против? Мне казалось, я тебе нравлюсь.

— Нет! — кого я пытаюсь обмануть? — Ладно, разумеется, ты мне нравишься. Любой другой мужчина на твоем месте схлопотал бы по физиономии без лишних предисловий. Но это уже совершенно не важно.

— Почему?

— Потому что. Разберись сначала в своих отношениях с Вероникой.

Он проницательно посмотрел на меня.

— Это единственная причина?

— Это достаточная причина, — отрезала я. — Не уходи от ответа. Что все это значит? Ни за что не поверю, что ты внезапно воспылал ко мне порочной страстью.

— Неужели я был неубедителен? — он скорчил досадливую мину.

— Женя!!!

Ореховые глаза стали серьезными. Женька нагнулся, сорвал травинку, пробившуюся сквозь каменный пол, задумчиво повертел ее в пальцах.

— Понимаешь, Юлька, тут такое дело. У меня есть друг. Он полуэльф, и в некоторых вопросах проявляет поистине эльфийскую неторопливость. Я хотел его немного подтолкнуть в нужном направлении. Спровоцировать.