Андрей Лазарчук - Кесаревна Отрада между славой и смертью. Книга I

– Жизнь кесаря для нас бесценна, и мы можем её сохранить, – тихо сказала она. – Но он будет… только жив. И всё. Его нельзя будет даже показать сторонним людям…

– Кокон Пианы? – догадался лекарь.

– Да, кокон доброй Пианы. Тем временем можно попытаться найти средство… противоядие… мало ли, что мы никогда не слышали о таком…

– Гроздан был всего лишь рукой Полибия, – сказал Алексей. – Значит, если заставить Полибия снять чары…

– Или убить его, – Аэлла нахмурилась. – Да, это надёжнее…

– Мы пришли к тому же, с чего начали, – сказал этериарх. – Полибий.

– По крайней мере, ясна цель, – сказал Алексей.

– Ты это серьёзно, слав?

– Как нельзя более.

– Но… – этериарх оглядел всех, как бы оценивая или взвешивая. – Если я ничего не путаю, могущество Полибия чрезвычайно и растёт день ото дня. На что же можем надеяться мы, простые смертные?

– Полибий сам по себе весьма искусен, – сказал Алексей, – но никаких особых врождённых талантов в нём нет. Во времена Дедоя он был чародеем средней руки. После бегства он обучался у магов Степи – и где-то там нашёл утерянный амулет Ираклемона Строителя: Белого Льва. Белый Лев силы чародею не добавляет, но обладает качеством труднообъяснимым: при нём исчезают различия в языках людей, а также в чародейных умениях. В одно и то же время можно использовать самые несовместимые приёмы: некрономику, скажем, и аргентомантию. В этом сила Полибия – в этом его слабость. Он почти не ограничен в средствах – но вся огромная сила его сосредоточена буквально в одном предмете, который можно… украсть, отнять, подменить…

– Так… – Юно Януар посмотрел на него с особым интересом. – А как именно уважаемый слав видит похищение подобного предмета – ведь это всё равно что… скажем… незаметно на скаку вытащить седло из-под азаха… или – украсть детеныша у плакача…

– А также – яблоки Гесперид и корону морского царя… Не знаю. Плана у меня нет, а если бы и был – я не стал бы доверять его языку. Даже я с моими скромными умениями могу слышать чужими ушами… Скажу только, что не все ещё козыри собрались в руках Полибия… и он это знает.

– Вот как… – протянул этериарх. – А ты, слав – готов ли ты вытянуть из колоды оставшийся козырь?

– Да.

– Что ж… Кесаревич Войдан, будешь ли говорить?

– При живом отце – нет.

– Достойно сие… Ведима, когда приступишь к лечёбе?

– Сейчас, почтенный. Мне нужно будет пять или шесть отроков, которые умеют не бояться.

– Других не держим… Хорошо. Распорядишься, стратиг. Идите все. Пактовий, останься… – и, когда стражницкая опустела: – Шепчи, что замыслил?

– Сейчас… – Алексей движением руки показал: сядь. Сам же – прислушался. Но и мышь не скреблась под полом… Сказал действительно шёпотом, на самое ухо: – Дело такое, этериарх: Домнин перед смертью открыл мне свою тайну, которую двенадцать лет держал… Ты уже понял, этериарх?

– Так. Открыл… Это и есть тот козырь?

– Он самый.

– Она.

– Да. Дама бубей.

– Что тебе нужно?

– Двух отважников – на весь срок.

– Каков же срок?

– Не ведаю. Дни. Или недели. Вряд ли месяцы.

– Месяцы – нельзя.

– Знаю. Недели, наверное, тоже нельзя. Всё, что от меня будет зависеть, сделаю, чтобы были – дни.

– Нельзя говорить, где она?

– Да можно, наверное. Если Полибий мог подслушать, он уже подслушал на острове у Домнина. Она в самой Велесовой кузне, где-то в глубине…

– Ох ты. Я там был – раз.

– Я тоже. Он сказал, кто может показать путь.

– Да, Пактовий. Задал нам многомудрый задачу…

– Это лишь первая. Вторая – уговорить Якуна Виссариона из Артемии. Его Домнин прочил на своё место. Я знаю Якуна… немного. Трудно будет уговаривать.

– Тебе не успеть и то, и другое.

– Не успеть, – Алексей согласно наклонил голову.

– Кого бы ты послал к нему?

– Кесаревича Войдана с женой его. И с ним кого-нибудь из людей Юно. Кто будет при Якуне после.

– Может быть… да. Это должно оказаться лучше всего прочего. Я же займусь лодочным флотом. Прошлый раз получилось как будто бы неплохо… Ты видел недавно в Конкордии верфи. Когда, по твоему разумению, будут готовы последние корабли?

– К маю.

– Время, будем надеяться, ещё есть…

Но оба знали, что времени нет.

Дело создания кокона Пианы оказалось куда более долгим и тяжёлым, чем предполагала Аэлла, и когда всё, наконец, кончилось, сама она была вымотана до состояния полумёртвого, а среди отроков, помогавших ей, один вскоре действительно умер, не выдержав страшного истощения сил. Славы-стражники молча унесли его на щите, чтобы предать земле с должными почестями.

Перед последним бинтованием Алексей и Войдан зашли взглянуть на кесаря. Тот лежал на столе, похожий на выловленного морского царя: блёкло-зелёный, неподвижный, почти потерявший человеческий облик. Лишь лицо ещё частью оставалось прежним; глаза метались…

– Недолго тебе таким оставаться, отец, – сказал Войдан. – Будь спокоен.

Алексей молча кивнул.

Зелёная корка у губ кесаря чуть треснула. Раздалось тихое шипение.

– …есссли… оссилит… не допуссти…

Алексей понял.

– Клянусь, государь, – сказал он. – Поругания не допущу.

Если буду жив, добавил он про себя.

И – если проиграю…

Он повторил то и другое ещё раз и подумал, что условия эти совершенно несовместны.

Аэлла с серым, в мелких капельках пота лицом оттеснила их локтем. В руках у неё была первая лента грубой простынной ткани, пропитанной смолой. На миг она задержала эту ленту в руках – то ли в нерешительности, то ли примеряясь. Потом – одним движением обернула голову кесаря, запечатывая рот и нос. Секунду были видны полные ужаса глаза…

Потом для кесаря настала долгая тьма.

Уходя, Алексей ощутил пожатие руки Войдана. Тайная благодарность за безрассудную клятву. Но лицо Войдана ничего не выражало – он смотрел вперёд и что-то такое видел перед собой…

Ещё до рассвета следующего дня три всадника выехали со двора и намётом помчались на восток, по той самой дороге на Нектарийские рудники, из-за которой вновь ссорились владетельные славы – и за разрешением споров готовы были обратиться не к законному, доброму и справедливому, но бессильному кесарю, а к влиятельным семействам севера и юга. Так уже трижды за последние двести лет вспыхивали в Мелиоре гражданские войны.

Ворон сидел на высоком дереве и смотрел в спину всадникам. Когда они скрылись из виду среди заиндевелых столетних лип, тянущихся вдоль этой дороги на тридцать вёрст вплоть до городка Николия, ворон снялся с дерева и полетел на восток, к морю…

Кузня

Директриса училища, маленькая симпатичная брюнеточка, которую не портило даже лёгкое косоглазие, приняла Алексея сразу.