Том Ллойд - Вызывающий бурю

Гобелены висели по всему периметру комнаты в хронологическом порядке. Самый старый, с изображением событий двухсотлетней давности, – над главным столом; самый новый – у двери. Изак помнил, что в битве, вытканной на новом гобелене, принимал участие и Карел, вскоре после этого его и произвели в «духи». Изак пристально разглядывал гобелен в надежде увидеть на нем седовласого друга в молодости, но большинство воинов нельзя было отличить по лицам одного от другого. Мальчику очень хотелось верить, что среди воинов были и белоглазые, ведь на расстоянии все выглядели одинаково и все сражались бок о бок.

Он заулыбался, представив Карела совсем молодым, таким же, каким сейчас был он сам. Изак не знал, как сам бы поступил в той битве: наверное, держался бы поближе к ветеранам и пытался увидеть как можно больше, но все-таки остаться в живых.

Сейчас ему выдалась редкая возможность как следует все обдумать. Интересно, почему Карел бросил его у ворот замка?

Откуда он мог знать, что его здесь примут? Даже сам Изак знал, что в дворцовые воины нанимают не так. Что же, во имя смерти, здесь происходит? И что могло привести отца в такую ярость? Его отец, безусловно, был вспыльчивым человеком, но Изак еще никогда не видел его таким, как сегодня, да и его друзей тоже. Все они буквально превратились в бешеных псов. Что же могло так на них повлиять? По спине Изака пробежал холодок. Мальчик догадывался, что все это каким-то образом связано с тем странным наемником, Аракнаном.

Изак принялся оглядывать сидящих в комнате людей в надежде увидеть дружелюбные лица. Народ здесь собрался весьма разношерстный. Среди воинов виднелись несколько «духов» в аккуратной чистой форме, но большинство были лесными смотрителями в потрепанной зеленой одежде. Они, правда, вымыли руки перед едой, зато одежонка их была заляпана грязью, а у некоторых даже порвана. У одного лесничего в волосах запеклась кровь, и мундир тоже был забрызган ею. Все лесничие были сухощавыми, загорелыми, с обветренной кожей, ниже ростом, чем дворцовые стражники, – ведь им не приходилось участвовать в сражениях с копьями, в тяжелых доспехах. Им нужно было действовать хитростью, прятаться и стрелять из укрытия.

Некоторые из присутствующих бросали взгляды на мальчика, но сразу отворачивались, не проявляя к нему никакого интереса. Не исключено, что эти люди все о нем знали, а может, и нет. Изак же знал только одно – его будут долго проверять, прежде чем принять на службу. Кажется, цвет его глаз никого здесь не смущал, и это было неожиданностью, потому что в других местах многие старались держаться от него подальше.

Хотя не все отнеслись к нему равнодушно: собаки, бегавшие по залу, подошли к нему познакомиться и принялись лизать его босые, перепачканные в грязи и крови ноги и принюхивались к опустевшей миске. Но, обнаружив, что еды у мальчика не осталось, псы отошли к огромному очагу, разлеглись перед ним и стали смотреть тоскующими глазами на куски мяса на вертелах, источающие аппетитный аромат.

А на самом верху башни повелитель Бахль беспокойно расхаживал по комнате – дары его кранна взывали к нему в ночи. Чем бы ни были те подношения, сила их буквально впивалась в его мозг. Но у Бахля была большая выдержка, и ему было прекрасно известно разрушительное действие магии. Он не желал, чтобы магия поработила его, как это случилось с его предшественником, повелителем Атро.

Повелитель Атро правил народом четыреста лет. А затем Бахль его убил. Прежний правитель был злым человеком еще до того, как пришел во дворец. А получив столь большую власть, начал убивать, пытать и унижать людей, как того требовала его черная душа. Он отличался болезненным пристрастием к магическим артефактам, поэтому не гнушался грабить могилы и осквернять храмы. Но чем больше магических предметов появлялось у него, тем сильнее они к нему взывали. Ко времени дуэли повелитель Атро был уже почти сумасшедшим, и все же их поединок чуть не стоил Бахлю жизни.

– Мой господин, умоляю, не стоит так переживать. Мальчик уже во дворце, внизу, но он может и подождать. Мне нужно, чтобы вы успокоились, иначе мы потеряем нашего нового кранна в считанные минуты.

Лезарль, главный распорядитель, стоял в сторонке у стола.

Бахль не заботился об изысканности своего жилища: его комната, самая маленькая и самая уединенная в башне, выглядела чрезвычайно просто. Правитель довольствовался очень простой, но прочной мебелью: здесь были лишь небольшой дубовый стол, пара забитых до отказа книжных полок и огромная кровать, занимающая почти всю комнату. Так он показывал свое равнодушие к пышной жизни и к богатству парадных залов нижних этажей. Что еще можно сказать про эту комнату? Из нее открывался великолепный вид на горы, во всяком случае в те дни, когда туман не окутывал город.

– Почему именно сегодня? – спросил Бахль своего распорядителя.

– Понятия не имею. Может, вас проверяют?

В ответ раздалось лишь ворчание, но Лезарль ничего другого и не ожидал. Он налил из кувшина вино и протянул бокал господину, но ему пришлось подождать, прежде чем Бахль соизволил его взять. В таком настроении повелитель Бахль был способен на все. Но если он проглотит все содержимое кувшина, это может помочь.

– Я уж и не думал, что ты сегодня придешь. Ты еще никогда так долго не задерживался в лесу.

– Я всегда возвращаюсь.

– Становится все хуже?

– Да, с каждым разом.

Лезарль грел руки у огня, рассматривая единственную картину на стене. Картина была примечательна не своими художественными достоинствами и не бесспорной красотой женщины, возлежавшей подле ручья, а довольной улыбкой на губах красавицы, потому что она была белоглазой. Лезарлю никогда не приходилось – слава богам! – видеть белоглазых женщин, но он знал, что они отличались эгоизмом и агрессивностью в не меньшей степени, чем белоглазые мужчины. У всех белоглазых жестокость была в крови. Неважно, что лежащая красавица выглядела такой привлекательной и умиротворенной – едва она поднимется, как тотчас станет опасной.

– Лезарль, прекрати пялиться на картину. В твои обязанности не входит напоминать мне о прошлом, – проворчал Бахль, машинально потянувшись к кольцу, висевшему у него на шее на цепочке. У Инех, девушки на картине, красовалось на пальце именно это кольцо. И картина, и кольцо были единственными вещами, которые Бахль трепетно хранил.

– Простите меня, господин, – спохватился главный распорядитель, поворачиваясь к Бахлю. – Ее лицо отвлекает меня от дел. Мне кажется, что она постоянно следит за мной, словно нянька за ребенком.

– Нянька? Скорее, она могла быть матерью своим детям. На некоторое время Бахль забыл о мальчике и принесенных им дарах. Память перенесла его в более счастливые времена. Но действительность быстро вернула его в настоящее – или будущее? – и он снова обратился к Лезарлю: