Том Ллойд - Вызывающий бурю

– Иногда мир может наступить только благодаря войне. Ты не можешь сидеть сложа руки, когда другие стремятся завоевывать и разрушать.

– Но люди другого ожидали от Спасителя.

– Та жизнь, из которой мне не вырваться, полна предчувствий и вероятных событий. Я могу видеть твое будущее лишь частично, потому что в будущем мне суждено быть с тобой. Собираются темные тучи, силы, которые тебе неподвластны. Я видела тебя мертвым, а твое место заняло воплощение ужаса. Я видела, как ты лишился разума, стал животным и был сброшен в Темноту, а Ланд предали разорению.

– И что же я могу сделать? Заставить посвященных принести мне клятву верности, когда мы встретимся в Лледене?

– В Лледене? А кто предложил там встретиться? Лледен – слишком могущественная страна, не думаю, чтобы там обрадовались посвященным, тем более что они захотят сохранить вашу встречу в тайне. Но когда ты встретишься с ними, там будет и колдунья из Лледена. Не исключено, что она сумеет тебе помочь.

– И чем мне сможет помочь деревенская карга?

– Ланд теряет равновесие, и все это из-за сил, которые используются необдуманно, без мыслей о последствиях. Колдунья же черпает свою силу напрямую из Ланда, где во всем должно сохраняться равновесие. Мне думается, она не станет стоять в стороне и спокойно взирать на то, как все рушится. Она обязательно поймет, что равновесие требуется и тебе, и, думаю, сумеет указать тебе дорогу во тьме.

Темнота вдруг отступила. Изак снова начал ощущать свои руки и ноги, налитые усталостью, пульсирующие болью. У него заслезились глаза.

Кранн постепенно просыпался, хотя предпочел бы нырнуть обратно в безмятежное убежище сна. Но это было невозможно – реальный мир настойчиво взывал к нему. Наконец Изак понял, что лежит на кровати, застеленной слегка влажным бельем. Уши его уловили сперва невнятный гомон, потом стали различать отдельные слова, а потом он начал узнавать и знакомые голоса. Он мало-помалу возвращался в Ланд, к земным заботам.

– Ему нужно дать выспаться.

– Нет, он должен встать, чтобы его увидели люди.

– Как ему удалось выжить?

– А ты как думаешь? После того как он стал повелителем Фарлана, Нартис обязательно должен был первое время приглядывать за ним, особенно в грозу. А что касается грозы – хотел бы я знать, как он это сделал. Он не просто создал молнии с помощью магии, он вызвал грозу на себя. Королевские маги чуть ли не обделались от страха, а потом…

– А его рука?

– Вот этого я объяснить не могу. Мне кажется, нам нужен маг или священник, чтобы в этом разобраться.

Изак вдруг принялся ловить воздух ртом, словно только что вынырнув из воды, и собравшиеся у его постели отскочили.

Только что он лежал неподвижно, как мертвый, – и вот теперь, судорожно дыша, возвращался к жизни.

Открыв глаза, Изак увидел над собой богато изукрашенный потолок: значит, он в какой-то роскошной дворцовой комнате. С большим трудом ему удалось собраться с мыслями. Уж не королевские ли это апартаменты? Даже главный аудиенц-зал был меньше и не настолько ярко разукрашен.

– Как вы себя чувствуете?

Изак чуть не расхохотался, услышав вопрос Тилы. Он еще не знал, сколько у него ран, но на нем как будто места живого не было, а когда он попытался приподнять голову, боль вспыхнула в голове и все вокруг помутнело и расплылось.

Когда он вновь открыл глаза, рядом стояли Тила и Михн, не давая ему сесть на постели.

– Осторожно, – тихо предупредила Тила. – Под вами обвалился кусок стены, и вы упали во двор с большой высоты.

– Как это произошло? – спросил Изак.

– Как произошло? – повторил за ее спиной Карел.

Изак с трудом нашел его глазами. Измученное, усталое лицо Карела было все в синяках, на левой щеке все еще кровоточила небольшая рана. Рука ветерана, забинтованная грязной тряпкой, висела на перевязи.

– Неужели ты не помнишь, как наслал гнев богов на головы наемников?

– Я… Нет, я помню только вспышки. Больше ничего.

– А ничего кроме вспышек и не было! – Глаза Карела сверкнули. – Зато никогда еще в одно и то же место не било столько молний. Мы пока не знаем, сколько врагов ты прикончил, но уж никак не меньше нескольких сотен. Бунтовщики бросили всех своих людей в брешь в стене, а ты стоял над ними, держа над собой щит, притягивал на него молнии и направлял их прямо во врагов.

Левая рука Изака, в которой он обычно держал щит, пульсировала болью. Он осторожно поднял ее – и еле удержался от испуганного вопля. К его безмерному ужасу, рука разительно изменилась, обычный загар сменился неестественной яркой белизной, кожа стала идеально гладкой, без единой царапинки.

Рука выглядела так, словно из нее вытекла вся кровь. Изак испуганно поднял вторую руку, но она осталась прежней, если не считать царапин и синяков – напоминаний о недавней битве.

– Изменилась только левая, – успокаивающе сказала Тила, но выражение ее лица говорило, что она сама очень встревожена.

– И докуда?

Изак попытался повернуть голову, чтобы посмотреть, но это разбудило боль, и он, сморщившись, снова уронил голову на подушку.

– Только до плеча. – Рядом с Тилой возник Михн. – Словно вы опустили руку в краску.

Михн был совершенно спокоен.

Изак вспомнил, как его вассал сражался на стене. Хотя он пользовался только дубинкой, в ловкости и скорости с ним не смогли бы сравниться даже воины братства; но, хотя он не получил ни царапины, по лицу его тогда текли горькие слезы. Когда ему не удалось пройти испытания и стать арлекином, Михн поклялся никогда больше не брать в руки меч. Но ему пришлось нарушить свою клятву, чтобы вызволить Изака из лап Белого круга, и это до сих пор угнетало его.

«"Словно вы опустили руку в краску". Очень точно подмечено», – подумал Изак.

Насколько он мог видеть, кожа его не стала прозрачной, не стала и бесцветной – она была теперь просто белой. Он вспомнил, как первая молния ласково обволокла его руку, как ее яркий белый свет сперва просто согрел предплечье, а потом словно начал просачиваться внутрь.

Приглядевшись внимательней, Изак увидел тоненькие волоски и знакомые, хотя тоже побледневшие, родинки. Его раны всегда заживали невероятно быстро, но на руке его с детства остался шрам – память о том, как он однажды свалился с дерева. Теперь этот шрам стал почти невидим. Изак изумленно разглядывал его и просвечивающие сквозь кожу вены. Нет, с рукой ничего страшного не случилось, просто ее коснулся божественный огонь.

Изак потянулся за лежавшим рядом Эолисом и коснулся лезвием левого предплечья. Даже после неистовой битвы клинок не затупился: Изак завороженно уставился на алую полоску, появившуюся на месте пореза. Контраст цвета крови с белизной кожи был разительным.