Патриция МакКиллип - Арфист на ветру

– Что еще?

– Не знаю. – Рэдерле резко встала, сердясь на себя. – Не знаю, о чем я думаю.

Она пересекла поляну, чтобы поискать грибы на опушке. Моргон пошел к широкой реке, зашлепал вброд по отмелям и встал неподвижно, точно старый пень, высматривая рыбу и стараясь ни о чем не думать. Дважды он обрызгался, а форель выскользнула прямо из его пальцев. Наконец он превратил свой разум в зеркало, отражающее серую воду и серое небо, и стал думать, как рыба.

Он поймал три форели, за отсутствием ножа неловко почистил их мечом и, повернувшись к берегу, чтобы отнести улов к костру, заметил, что волшебник и Рэдерле наблюдают за ним. Рэдерле улыбалась, лицо волшебника же было непроницаемо. Моргон подошел к ним, положил рыбу на плоский камень и вытер клинок о траву. Затем снова окутал его наваждением и присел на корточки возле костра.

– Отлично, – сказал он. – Чутье. – Он взял у Рэдерле грибы и принялся начинять ими рыбу. – Но это не объясняет твое путешествие на Хед.

– Как далеко ты можешь попасть за день?

– Наверное, пересечь Имрис. Не знаю. Мне не нравится миг за мигом преодолевать расстояния. Это утомительно, и никогда не знаешь, чьего сознания невзначай коснешься.

– Видишь ли, – мягко сказал волшебник, – я был в отчаянии. Мне не хотелось, чтобы ты вырвался из того мысленного капкана прежде, чем я вернусь.

– Я бы не мог даже...

– Ты достаточно силен. И способен видеть в темноте.

Моргон без слов воззрился на чародея. Дрожь пробежала по его коже.

– Так вот что это было? – прошептал он. – Воспоминание?

– Тьма Исига.

– Или Эрленстара.

– Да. Как видишь, все просто.

– Просто.

Он вспомнил мольбу Хара и задышал бесшумно, пока боль и сумятица слов в его груди не унялись. Завернув рыбу во влажные листья, он положил ее на нагревшиеся в огне камни.

– Ничто не просто.

Пальцы волшебника проследили кривизну былинки до самого кончика.

– Есть и простые вещи. Ночь. Огонь. Былинка. Если вложить руку в пламя и думать о боли, обожжешься. Но если думать только о пламени или о ночи, принимая их, ни о чем не вспоминая... Все становится очень просто.

– Я не могу забыть.

Чародей хранил молчание. Ко времени, когда рыба принялась шипеть и брызгать соком, снова начался дождь. Они поспешно поели и, оборотившись, полетели под холодным ливнем, чтобы укрыться на подходящем дереве.

Путники в обличье ворон пересекли Осе два дня спустя и снова обернулись людьми на берегу скорой и шумной реки. Было далеко за полдень. С некоторым удивлением они смотрели друг на друга, словно их поразил почти забытый, естественный облик. Рэдерле со вздохом рухнула на старое бревно.

– С места бы больше не трогалась, – прошептала она. – До чего надоело быть вороной. Того и гляди, разговаривать разучусь.

– Пойду-ка я на охоту, – заметил Моргон. Он стоял неподвижно, намереваясь шагнуть, но усталость нахлынула на него, точно ледяная вода.

– Нет, я пойду, – сказал Ирт и вновь оборотился, прежде чем Моргон успел ответить.

Сокол взвился в воздух – все выше и выше – горделивой сверкающей дугой сквозь дождь и солнце, затем наконец решил, что высота достаточная, и пошел кругами.

– Как, – прошептал Моргон. – Как он может охотиться вслепую?

Он подавил внезапное побуждение тоже прочертить сверкающий след в светлом небе и поплыть рядом с соколом. Пока он наблюдал за птицей, та ринулась вниз – стремительно и тяжко ушла в густую тень деревьев.

– Он подобен Властелину Земли, – сказала Рэдерле, и резкий холодок пробежал по телу Моргона. Слова девушки прозвучали как звон меча.

– Их всех отличает эта гибельная красота.

Они следили, как птица поднимается с земли, темная во внезапно померкнувшем свете. В когтях сокола бился какой-то пойманный им зверек. Рэдерле медленно встала и начала собирать хворост.

– Ему понадобится вертел.

Моргон срезал прут с молодого деревца и стал его очищать, а сокол тем временем уже возвращался. Он оставил убитого зайца у костра Рэдерле, и через миг на месте птицы снова стоял Ирт. На мгновение глаза его показались незнакомыми, полными чистого, свежего воздуха и гордой целеустремленности небесного охотника, затем, неуловимо изменившись, стали прежними. Моргон задал свой вопрос голосом, который прозвучал по-ученически смиренно.

– Я чую запах своей жертвы, – объяснил волшебник. Он достал из-за голенища нож. – Ты бы освежевал его, а? Мне это будет трудновато.

Не сказав ни слова, Моргон принялся за работу. Рэдерле подобрала прут и закончила его очищать.

– А ты говоришь по-соколиному? – внезапно спросила она с робостью в голосе.

Могущественное слепое лицо повернулось к ней и внезапно смягчилось. Нож в руке Моргона замер над тушкой зайца.

– Немного.

– Можешь меня научить? А не то что, мы так до самого Херуна и будем лететь воронами?

– Если тебе угодно... Я думал, что, уж коли ты из Ана, тебе привольнее всего в обличье вороны.

– Нет, – мягко сказала она. – Мне теперь много что подходит. Но спасибо тебе за заботу.

– Кем ты уже оборачивалась?

– О... Птицами, деревом, лососем, барсуком, оленем, летучей мышью, турицей... Я давно потеряла счет. Это все было тогда, когда я искала Моргона.

– Ты всегда находила его.

– Ты тоже.

Ирт рассеянно пошарил вокруг себя, ища ветки с развилками, чтобы положить на них вертел.

– Да...

– Зайцем я тоже оборачивалась.

– Заяц – добыча сокола. Настраивайся в лад с законами земли.

Моргон швырнул заячью шкурку и требуху в папоротник и потянулся за вертелом.

– А законы Обитаемого Мира? Они ничего не значат для Властелина Земли?

Волшебник сидел тихо-тихо. Казалось, безжалостная целеустремленность сокола опять всколыхнулась в невидящем взгляде, и Моргон почувствовал дерзость своего намека. Он посмотрел в сторону. Ирт уклончиво заметил:

– Ну, положим, не всегда так.

Моргон пристроил вертел с наколотым на него зайцем над огнем и разок-другой повернул, чтобы проверить его прочность. Тут его поразила двусмысленность слов волшебника. Он уселся на корточки, пристально глядя на Ирта. Но с чародеем разговаривала Рэдерле, и боль в ее чистом голосе побудила его сидеть тихо.

– Тогда почему, как ты думаешь, мои родичи воюют против Высшего на Равнине Ветров? Если могущество – это просто знание о дожде и огне, а законы, в лад которым они настроены, – законы земли?

Ирт снова погрузился в молчание. Солнце исчезло за невесть откуда наплывшими тучами, протянувшимися через небо на западе. Сумерки и туман начали подступать к стоянке путников. Волшебник протянул руку, нащупывая вертел, и медленно повернул его.

– Мне кажется, – начал он, – что Моргон прав, предполагая, что Высший ограничивает могущество Властелинов Земли. Это сама по себе достаточная причина для них желать войны... Но, кажется, немало загадок таится в ней. Каменные дети в Исиге много столетий назад повлекли меня к своей гробнице, передав мне свою щемящую печаль. У них отняли их могущество. Дети – это наследники, мощь – она по праву принадлежит им, возможно, поэтому их и сгубили.