Уорнер Мунн - Повелитель земного предела

Таким образом отдельный человек терял индивидуальность и превращался в тлапаллика, гражданина Тлапаллана. Бывали редкие исключения вроде Хайонваты, который в порыве безумной гордости перед спасшим ему жизнь ничего не понимающим чужеземцем отрекся от своего данного по рождению права гражданства и объявил себя «Онондага» по названию родного племени своей матери, обитающего на северных берегах Внутреннего Моря.

Все это Хайонвата подробно объяснил нам с Мерлином во время личных бесед и поведал также о том, что пришли майя из юго-западных земель, не нуждающихся ныне в защите и охране, – эти пустынные земли с отравленными колодцами и родниками разделяют границы Тлапаллана и ближайшие территории, населенные крупными цивилизованными племенами. Он рассказал, как тлапаллики, предварительно запасшись картами с обозначением источников свежей воды, совершали набеги на эти Спорные Территории и возвращались оттуда с пленниками, которые высоко ценились за искусство изготовления изделий из перьев и умение ткать одеяла.

Также Хайонвата сказал нам, что некоторые дикие племена почитают юго-западные земли за место последнего отдыха, ибо верят, что оттуда некогда вышли все люди и что там находится Земной Рай. Поэтому мертвецов кладут в могилу головой на юго-запад, лицом вверх, а вместе с ними погребают их ценные вещи и оружие, дабы в Стране Мертвых они могли процветать и защищать себя от врагов.

Все это чрезвычайно заинтересовало Мерлина: он решил, что упомянутый Земной Рай и является тем самым Райским Садом, откуда вышли все люди. Мудрец просто изнывал от желания скорей выйти на свободу и отправиться на поиски этой Страны Блаженных – и страшно боялся, что нам не дадут такой возможности.

Бессчетное число раз рассказывал он мне о различных известных ему верованиях и религиях, согласно которым Рай находится в некоей таинственной Западной Стране, и беспрестанно напоминал о том, что в поисках материка Двух Гесперид мы плыли все время на юго-запад.

По ночам, когда все спали, целиком поглощенный и буквально одержимый мыслью о таинственной стране Мерлин стоял у зарешеченных окон, пытаясь найти в звездном небе некое указание на благоприятный исход нашего заключения.

Но – к великому разочарованию старца – звезды молчали. Некоторые созвездия были нам и вовсе незнакомы, поэтому я предположил, что, возможно, способности Мерлина к колдовству и прорицанию не помогут нам в стране Алата – ибо боги ее настроены против нас.

В ответ на это предположение Мерлин улыбнулся и сказал, что, хотя будущее действительно скрыто за мраком неизвестности, способности его к колдовству остаются в силе в любой стране, поскольку колдовство основано на неких главных принципах природы, остающихся неизменными в любом месте на земле, и мастерство колдуна в основном зависит от обычных земных вещей, общих для любого человека, способного постичь их и выявить их достоинства.

– Дай мне мои книги, – сказал он, – мои колдовские инструменты, и я выведу всех вас отсюда с помощью белой магии. Но что я могу сделать, лишенный всего, кроме своих одеяний?

– Черная магия! – воскликнул я. – Используй ее! Достойная цель оправдывает грязные средства.

Мерлин покачал головой.

– Да, черная магия помогла бы нам. Я могу разрушить крепость заклинаниями и этим подвергнуть опасности свою бессмертную душу. Но я слишком много странствовал вдоль темных границ Ада! Когда-то давно слишком многое открылось мне – и я получил предостережение. Никогда больше не стану я прибегать к черной магии – разве что в самом крайнем случае, могущем оправдать сей великий риск. Однако, дабы ты не сомневался в том, что в моем распоряжении остались силы, способные защитить нас, выгляни в окно и ничего не пугайся – ибо я обращусь сейчас не к черной и не к белой магии, но к простейшему приему, которым раньше владели все самофракийцы и которым взрослые пугали непослушных детей.

Мерлин подошел к окну и приглушенно свистнул себе в бороду. Внезапно из сумерек, хлопая крыльями, вылетела летучая мышь, вцепилась коготками в решетку окна и обвела нас взглядом. Указательным пальцем Мерлин погладил шелковистую спинку и снова свистнул – и крохотное существо пискнуло в ответ!

Затем в мгновение ока летучая мышь исчезла, Мерлин поднял руку.

– Смотри! – произнес он. – И не двигайся!

Летучая мышь облетела спящую крепость против движения солнца – раз, другой, третий – и вновь скрылась с глаз.

Мерлин уронил руку вниз и прислушался.

– Ты слышишь? – спросил он.

Я отрицательно покачал головой. Все оставалось по-прежнему, разве что подул легкий ветерок. Так я и сказал. Мерлин усмехнулся.

– Ветерок? А ну-ка прислушайся.

Ветерок превратился в сильный ветер, а затем в ураган, под ударами которого наша прочная тюрьма закачалась, и бревенчатые стены ее затрещали.

Из солдатских хижин донеслись крики, ибо ненадежные эти строения посрывало ветром, и спящие оказались под открытым небом.

Но ураган все усиливался. Теперь проснулись все заключенные. Тюрьма дрожала и раскачивалась, до нас доносился треск падающих в лесу деревьев. Сначала, чтобы услышать друг друга, нам приходилось кричать – потом и это стало бесполезным. А чудовищный ураган, словно огромная метла, сметал жалкие обломки вейк-ваумов в кучу к южной стене крепости.

Внезапно мы увидели над головами черное небо и далекие бесстрастные звезды – мелькнула в воздухе сорванная ветром крыша тюрьмы, и раздался страшный грохот ее падения на плац. Мы почуяли запах дыма: то взметнулись снопы искр от бивачных костров за нашими стенами.

– Останови его! – завопил я. – Ты убьешь всех нас!

Мерлин поднял руку, и ветер мгновенно стих.

Теперь мы услышали многоголосые стенания и жалобы раненых. Вдруг все вокруг озарилось ярким светом – то, превращая ночь в день, горела куча обломков от частокола. Яростные языки пламени ползли снаружи по стене тюрьмы, лизали двери и плясали за окнами.

По очереди взбираясь друг другу на плечи, мы выглядывали из-за стены и осматривали разрушенную крепость. «Маленькое заклинание для острастки непослушных детей» сработало отлично.

На территории крепости не осталось ни одной хижины. Там и сям ковыляли раненые, неся на руках или поддерживая товарищей. Погибла почти треть гарнизона и все – кроме нас, заключенных в самый прочный застенок – так или иначе пострадали.

Сторожевая вышка рухнула и проломила крышу в доме вождя. Но сам Хайонвата остался жив и сейчас прихрамывая ходил по крепости, пытаясь восстановить порядок.

Частокол полыхал ярким пламенем, но гарнизон был настолько ошеломлен случившимся, что дал ему спокойно догореть. Ударь тогда чичамеки, никто из нас не остался бы в живых.