Джин Вулф - Воин тумана

– Они пойдут со мной, – сказал Гиперид стражнику у входа. – А ты, пожалуй, больше здесь уже не нужен. Ступай к Ацету и спроси, чем тебе теперь заняться.

На берегу лежали три корабля; их выкрашенные красной краской борта облепили люди, которые затыкали шпаклеванные швы волосом и заливали смолой.

– У мыса Малея мы попали в бурю, – пояснил Гиперид, – и сильно повредили обшивку, так что, когда мы достигли Коринфа, воды просачивалось слишком много. Когда кожами по всей Элладе торгуешь, то и корабельному ремеслу постепенно учишься. Вот я и решил проконопатить суда здесь, а не пытаться доплыть в таком виде до дому. Там, боюсь, меня ожидает очередной приказ, так что придется снова выходить в море. Да и на пути в Афины можно наткнуться на военные корабли варваров, тогда уж точно ничего хорошего не жди.

– А что это за варвары? – спросил я.

– Как, неужели не помнишь? Разумеется, флот Великого царя, над которым мы с помощью Борея [50]одержали победу в Саламинском проливе [51]. Вот это был бой! Видел бы ты наши тараны, мой мальчик! Они пробивали даже бронзу! И – можешь мне не верить, но это чистая правда – в море вылилось столько крови, что волны плескались у бортов на целую пядь выше обычного, словно мы вошли в эстуарий и собирались подниматься вверх по течению реки.

Должен сказать, все мои люди сражались как настоящие герои! Каждое весло было подобно разящему копью. А вон тем кораблем я командовал лично. Это моя "Европа". Сто девяносто пять гребцов, дюжина воинов, не считая меня самого, и еще четыре сына Сколота [52]– отличные лучники. Воинам-то платить не нужно – они, как и я, уроженцы нашего города или из тех иноземцев, что постоянно живут вместе с нами. Но вот гребцам, мальчик мой!… Великие боги, сколько же нужно платить гребцам! Три обола в день каждому, да еще еда. И вино, которое они добавляют в воду! Каждому лучнику я плачу по драхме в день. И еще по две драхмы кибернетам! [53]Вот и получается без малого двенадцать «сов» в день только на одной «Европе»! А на всех трех судах выходит все двадцать. – Он помолчал, хмуро глядя в землю, потом поднял голову и улыбнулся. – А ты знаешь, что означает имя моего корабля, сынок? Ведь Европу похитил сам Громовержец, превратившись в быка. Так что стоит людям увидеть название «Европа», как им сразу представляется бык… Погоди, еще увидишь ее под парусом! А о чем заставляет их вспомнить бык? Как, неужели не догадался? О коже, конечно!

Потому что самая лучшая и прочная шкура – бычья. И знаешь, что я тебе скажу, сынок? После этой войны потребуется немало щитов обить кожей! Такая вот цепочка: кожа – бык, бык – Европа, "Европа" – Гиперид. Ну и, разумеется, та Европа дала название целому континенту, куда более обширному, чем страна ее брата [54]и Ливия вместе взятые. Впрочем, варвары пришли с совсем другой стороны… Можно и так: Европейский континент, Европа – Европа-женщина – судно «Европа» – Гиперид. Ну, у кого будут покупать шкуры после окончания войны?

– У тебя, конечно. – Я глаз не мог оторвать от кораблей; по-моему, не бывает более прекрасных творений рук человеческих, хотя пахли суда всего лишь смолой и лежали на берегу, точно выброшенные морем огромные бревна. – Знаешь, – сказал я Гипериду, – если та Европа была столь же стройной и прекрасной, как твои корабли, то ничего удивительного, что Громовержец ее похитил. Любому настоящему мужчине захотелось бы похитить такую! – Пусть пока не догадывается, что я совсем не помню, кто такой этот его Громовержец.

Гиперид надел свой шлем, однако забрало поднял, и оно выглядело как козырек шапки. Потом снова снял шлем и потер лысину.

– Что до меня, – сказал он, – то я всегда считал, что Европа должна быть, если можно так выразиться, женщиной в теле. По-моему, только ради такой, пухленькой и аппетитной, и стоило богу превращаться в быка. А ты как думаешь? И потом, он ведь вез ее на спине и для этого выбрал именно обличье быка, а значит, не такой уж она была легонькой, верно? – Гиперид обнял меня за плечи. – Ах, мальчик мой, многие заблуждаются, считая, что женщина, способная доставить истинное наслаждение, должна непременно быть тонкой и гибкой, как юноши из палестры [55]. Вот погоди, доберемся до дому, и я познакомлю тебя с одной гетерой по имени Каллеос – сам убедишься в моей правоте. Да и потом, девушку, у которой на костях довольно плоти, куда легче поймать; в моем возрасте начинаешь ценить подобные преимущества.

Пока мы издали любовались кораблями, чернокожий сбегал к ним и все разузнал. Он вернулся, когда Гиперид вовсю расхваливал эту свою гетеру.

Чернокожий присел перед нами на корточки, мотнул головой в сторону кораблей в синей морской дали и стал что-то быстро чертить пальцем на песке.

– Смотри-ка, – удивился Гиперид, – да ведь этот парень отлично разбирается в том, какие у варваров суда! Наверно, вы оба не раз их видели, ведь ты служил в армии Великого царя, а его корабли по всему морю плавают.

– А что, у него их так много? – спросил я.

– Более тысячи боевых, да еще торговые, они им продовольствие подвозят, и еще особые суда есть – для перевозки лошадей. Я тебе вот что скажу: во время Саламинского сражения даже воды порой видно не было – кровь да обломки судов! – Гиперид тоже присел на корточки и сам стал рисовать и показывать. – Вот Аттика, вот Пирей – там у меня был большой склад, пока его не сожгли. Мегар, бывший управляющий этим складом, теперь капитаном на моей "Эйидии". А капитан моей "Клитии" – уроженец острова Кеос. В Пирее стоял наш флот, прежде чем направился к Артемисию [56]. А это остров Саламин и одноименный город. У нас и было-то всего кораблей триста, и за ночь до битвы мы разместили их в трех бухтах у Саламина. Мои суда стояли вот здесь, вместе со всем афинским флотом. Знаешь, мой мальчик, если торговое судно может и полмесяца в открытом море находиться, то военный корабль должен приставать к берегу, по крайней мере, через день – ведь на нем столько народу, что даже воды вволю на всех не напасешься.

– Понятно, – сказал я.

– Флотом командовал Фемистокл, и он велел своему рабу переплыть пролив, испросить аудиенции у Великого царя и сказать, что его послал Фемистокл (как оно и было в действительности), который желает стать сатрапом всей Аттики, а потому спешит донести Великому царю, что афинские суда спустят на воду завтра и они пойдут в Коринф для укрепления тамошнего флота. – Гиперид захихикал. – И Великий царь всему этому поверил! И загнал все свои корабли в Коринфский залив, желая перекрыть нам путь к Коринфу. А тем временем наши стратеги – Фемистокл и спартанец Эврибиад [57]– вывели несколько кораблей из коринфской гавани, чтобы египтяне не напали на нас с тыла. Многие жители города и до сих пор думают, что те коринфские суда попросту дезертировали. Ты уж, наверно, и сам догадался, что раб Фемистокла нарочно пустил этот слушок, к тому же корабли действительно куда-то ушли, якобы бросив основной флот.