Уильям Бартон - Полет на космическом корабле

Рядом со мной под одеялом, оказывается, лежала нагая девочка. Она повернулась лицом вверх, подняла голову, посмотрела на меня своими голубыми глазами и сказала уставшим и смущенным голосом: "Уолли…"

У меня изо рта опять вырвался странный звук - точно та кой же, какой испускает ошеломленный Джеки Глисон в каждой новой серии "Новобрачных", что-то вроде "хаммминахуммина…".

Девочка медленно села, скрестив ноги, и повернулась ко мне. Глаза ее прояснились, как всегда бывает, когда человек медленно пробуждается от сна. Бледная гладкая кожа, маленькие розовые соски на гладкой, ровной груди, курносый нос с россыпью веснушек, огромные, огромные голубые глаза и никакой одежды, кроме шпилек цвета латуни в волосах.

- Доброе утро, Уолли!

Я плюхнулся на пол. Проглотил комок в горле. По крайней мере попробовал.

- Трейси?

Девочка наклонила голову набок, улыбнулась, и вся комната наполнилась солнечным светом.

- Наверное, так, Уолли. Я та девочка, которая снилась тебе в снах.

- Мои… сны.

Странно. Обычно, когда во рту пересыхает, то пересыхает сразу, и человек замечает это уже потом, а мне сейчас казалось, что язык впитывает слюну, как сухая губка, - медленно и постепенно.

Девочка сказала:

- Да, Уолли.

Как же назывался тот рассказ? Кажется, Сильверберга. Точно помню на обложке цифру семь - седьмая подборка лучшего либо из "Гэлакси", либо из "НФ и фэнтези". Там еще телепат видит мысли людей, как целые предложения бегущей рекламы, соединенные специальными значками.

- Ты… читаешь мои мысли. - Без интонаций. Мне было не по себе.

Девочка поднялась на ноги, потянулась, как потягиваются все люди после сна. У нее еще по-девичьи узкие бедра, а между ног лишь немного светлых волос.

"Ей одиннадцать лет", - подумал я. Я вспомнил, что у большинства девочек груди начинали расти классе в седьмом.

Она заметила мой взгляд, улыбнулась и сказала:

- Ну да. Может, не совсем, как мне хочется. - Потом странно так на меня посмотрела. - А как, по-твоему, я научилась говорить по-английски? Думаешь, простое подражание твоей постоянной болтовне?

Я отвел глаза, щеки у меня пылали. Да. Именно так я и думал.

- Угу. Тебе мешает, что я все время разговариваю? - Я знаю, что это многих доставало, в том числе и моих родителей. Наверное, даже и Марри, хотя обычно он с удовольствием меня слушал.

Девочка сказала:

- Что ты, Уолли! Мне нравится с тобой разговаривать! - Глаза ее засветились. Я вдруг вспомнил, что настоящая Трейси именно так и говорила мне тогда. А эта Трейси (какой-то противный голос в мозгу напомнил мне, что это вовсе не Трейси, а робот) продолжала: - Со мной никогда не происходило ничего более прикольного!

Не происходило с Трейси? Или с роботом?

Я ответил:

- Со мной тоже. - И сел, подтянув колени к подбородку и сжав пятки. Черт побери, ушла бы эта эрекция! Туалет. Надо просто помочиться, вот и все.

Трейси… Нет! Боже мой. Робот! Его светло-голубые глаза неотрывно смотрели прямо мне в лицо, и в них читалось сочувствие. Девочка подошла ко мне, присела на колени, положила свою мягкую, теплую руку мне на колено и, нагнувшись, заглянула прямо в глаза.

Это он. Он, не она.

Мне трудно даже описать, как я струсил в этот момент.

Девочка сказала:

- Хочешь попробовать то, что тебе снилось во сне, Уолли? В твоих снах, правда, мало подробностей, но мне удалось добыть достаточно программного обеспечения на основе Х-хромосом и скопировать инстинктивные модели поведения из твоей генетической матрицы.

Я даже содрогнулся. Какой ужас. Запинаясь, я с трудом произнес:

- Но… ты же еще ребенок! - Настоящей Трейси, моей Трейси, сейчас шестнадцать лет, и она уже девушка. А эта… этот…

Девочка села на пятки. Вид у нее был очень грустный, так всегда выглядела настоящая Трейси - печальной и серьезной.

- Извини, Уолли. Я не знал, что это имеет значение.

На завтрак роботу удалось приготовить французские тосты. Даже желтые шарики сверху, - наверное, их можно назвать масло "Уолли". Правда, кленового сиропа не получилось, даже противного заменителя, который всегда ели мои сестры (они вечно сдирали все с телевизионных реклам, и этот сироп покупали только для того, чтобы подражать тому жуткому ролику).

Каждый раз, когда они это делали, я вспоминал, как менее десяти лет тому назад сам подражал за столом другому рекламному ролику. Но мое поведение меня почему-то не раздражало.

Робот принес мне тарелку прямо в ванную, я нежился в теплой воде.

- Смотри, Уолли. Скоро я научусь делать для тебя настоящий хлеб! - Потом она перелезла через край ванны и с улыбкой погрузилась в воду напротив меня.

- Ага. - Я взглянул на дымящиеся кусочки тостов с желтым маслом сверху. - Ты и себе приготовила?

Девочка взяла один тост, окунула его в масло и откусила.

- М-м-м-м…

После ванны мы вышли на улицу. Волосы у робота были такие чистые, это и понятно, они ведь совсем новые. Он настоял, чтобы я надел свои грязные носки и ботинки, хотя сам шел босиком. Я хотел было и одеться, но вещи мои все это время оставались на перилах крыльца и так задубели и выцвели, что я побоялся их надевать.

Я старался не смотреть на идущую рядом девочку.

- Куда направляемся, робот?

Она вдруг остановилась, повернулась ко мне, заглянула прямо в лицо, а глаза ее при этом стали еще больше и еще печальнее… нет, тоскливее? Наверное, так выглядела и Трейси, вовсе не печально и не серьезно, но я, одиннадцатилетний я, просто не разобрался в этом.

Она сказала:

- Мне было бы приятно, если бы ты называл меня Трейси.

Я был потрясен, в голове была только одна мысль: это ведь робот. Не девочка. Не Трейси. Трейси, моей Трейси, сейчас шестнадцать лет, и она живет где-то там на Земле, скорее всего в своем Техасе, а я… Тот второй голос, строгий, немного похожий на голос отца, шептал мне: "Это всего лишь робот". А если это всего лишь робот, то какая разница, если?.. Я резко оборвал сам себя.

И сказал:

- Извини, Трейси.

Она улыбнулась. И день стал светлее.

- И куда же мы направляемся?

Она показала на купол музея, он был совсем недалеко, в самом центре города, там сходились в одну точку все улицы-лучи.

Когда мы зашли в музей, она подвела меня к большой сине-бело-красной галактике, висевшей прямо под куполом. Она смотрела вверх, запрокинув голову и уперев руки в бока. На секунду я задумался, откуда у нее заколки для волос. Наверное, тоже из моих снов, из моей памяти. Неужели они сделаны из гемоглобина моей крови? А почему они цвета латуни? Обычно такие заколки бывают стального цвета. Но заколки у Трейси действительно были цвета латуни. Может, в образце моей ткани оказались молекулы меди.

Трейси принялось что-то нажимать на панели управления, находившейся в самом низу. Галактика исчезла, вместо нее появилось бесформенное пятно света и тени, чем-то похожее на взрыв.